Детский дом - [52]

Когда разжал кулак, то увидел вместе со своими новыми рублевками смятые трешницы, пятерки. Так вот что означали слова вора! Оказывается, я прихватил и его деньги, тоже, наверно, ворованные.　

…Особых трудностей в учебе я не испытывал и был объявлен ударником. Весной 1932 года меня вызвали в комитет комсомола и предложили поехать на пять месяцев на строительство Беломоро-Балтийского канала. Сказали, что работа эта будет засчитана как учебная практика по нашему основному предмету — геодезии. Я согласился.　

На пароходе я отправился к месту назначения — Медвежьей Горе в Повенецком заливе Онежского озера. Пять месяцев работали под моим началом — пять человек. Вместе с другими бригадами мы вели съемку местности в районе озера Выг, определяя зону будущего затопления. Работа была интересной. Вскоре по возвращении в Ленинград я был избран секретарем комсомольского комитета гидротехникума…　

И вот уже позади осталась успешная защита диплома по специальности техника-изыскателя. Меня без экзаменов должны были зачислить на учебу в индустриальный институт. И вдруг неожиданный поворот:　я получил комсомольскую рекомендацию… в юридический институт. В райкоме объяснили: «Стране нужны дипломированные юристы, посылаем тебя как активиста».　

В 1935 году я сдал экзамены и был принят в Ленинградский юридический институт.　

Время летело незаметно. Вот уже мы, студенты, все чаще подумываем о заветном дне выпуска. Заканчивался декабрь 1938 года, до выпускных государственных экзаменов оставалось каких-нибудь шесть-семь месяцев. Забыты прогулки, кино — все, что мешает занятиям. Мы усердно посещаем все лекции, много читаем. У меня же еще и дополнительные заботы — исполнилось два года, как комсомольцы избрали меня секретарем комсомольской организации института, и это, конечно, отнимает немало времени и сил.　

…Шла лекция по уголовному праву. Неожиданно меня вызвали из аудитории к директору. Он сразу указал мне на телефон:　

— Срочно позвоните по этому номеру товарищу Шишмареву.　

Вот уж не ожидал! Зачем я понадобился первому секретарю Василеостровского райкома партии? Я осторожно набрал названный директором номер.　

— Слушаю, — раздался голос в трубке.　

— Секретарь комитета комсомола… — начал я внезапно осевшим голосом.　

— Здравствуйте. Мне хотелось бы с вами встретиться, и поскорее. Устраивает вас завтра к одиннадцати утра? — Голос был уверенный. Так говорят люди, которые знают, что в их слова всегда внимательно вслушиваются. Я ответил:　

— Конечно, товарищ Шишмарев.　

— Договорились. Жду.　

Весь день я ломал себе голову: зачем понадобился?　

Поручат какое-нибудь задание, или же мы в чем-то ошиблись и мне предстоит проработка? Директор и секретарь парткома то ли ничего не знали, то ли не хотели говорить. Оставалось ждать завтрашнего дня. Впрочем, не только ждать, но и позаботиться о своем внешнем виде.　

Ботинки мои были порядком изношены, белели облупившимися носами, на единственных брюках чуть ниже колена пялилась заплатка, а толстовка на локтях и животе до того стерлась, что не сразу можно было определить, что когда-то она была бархатная. Приводил я свой гардероб в порядок самым старательным образом. А вот попросить у кого-нибудь «выходную пару» напрокат не догадался.　

На следующий день после первой лекции я вышел из Меншиковского дворца, где находился актовый зал нашего института, и пошел на 9-ю линию Васильевского острова. С набережной Невы сразу же за мостом Лейтенанта Шмидта повернул направо. Прошел еще метров двести и достиг цели — двухэтажного здания райкома партии. Напротив по диагонали на 8-й линии помещался райком комсомола, где, разумеется, я бывал не один раз.　

Явился минут на двадцать раньше. Сидеть в приемной показалось неудобным и, несмотря на то что пальто мое было, как говорится, на рыбьем меху, решил переждать на улице. Когда минуты за три до срока вошел в приемную, находившуюся на втором этаже, то почувствовал, что здорово продрог.　

— Я к товарищу Шишмареву, — полязгивая зубами, обратился я к секретарше. — М-моя фамилия Маринов.　

— Пожалуйста, проходите, — улыбнулась женщина.　

Я вошел в огромный кабинет и в глубине его увидел человека среднего роста лет за тридцать. Одет он был просто: стального цвета гимнастерка, синие галифе, хромовые сапоги. Все это ладно сидело на его плотной фигуре. Запоминалось его круглое лицо с твердым подбородком, темные волосы, просто зачесанные назад, и голубые глаза, в которых светилась внимательная доброжелательность.　

Алексей Андреевич Шишмарев поднялся из-за стола, пожал мою руку, показал на кожаное кресло. Сам вернулся на прежнее место и сел. Кресло показалось мне очень теплым, уютным, и я невольно уселся поглубже.　

Шишмарев некоторое время испытующе смотрел на меня.　

— Ну, как жизнь?　

— Х-хорошо, с-спасибо, — произнес я, к стыду своему, опять лязгнув зубами.　

Улыбнувшись одними глазами, Шишмарев нажал кнопку звонка и сказал секретарше:　

— Чаю, пожалуйста, и погорячей.　

Голос у него был низкий, чуть хрипловатый.　

— Ты что это по такой холодине налегке бегаешь?　

— Д-да я закаляюсь, — пытался отшутиться я.　

— Неплохое занятие. Но перейдем к делу. Скажи, согласен ли ты пойти на работу в Василеостровский райком комсомола? — И тут же уточнил — Я имею в виду секретарем райкома, и к тому же первым.