Детский дом - [33]

— А чего вы взбудоражились? — улыбнулся Пупин. — Беспокоимся, вдруг у кого одеяла нету. Еще померзнете.

Кстати, он проверил и наличие простынь.

Еще больше мы удивились наутро, когда выяснилось, что постельные принадлежности проверяли и в других палатах. Разъяснение дал тот же Лев — детдомовский всезнайка:

— Ну как мы забыли! — воскликнул он авторитетно. — Ведь новые одеяла должны выдавать: проверяют, у кого крепкие. Дырявые списывать будут.

Действительно, какая может быть еще причина? Все успокоились.

Однако на другой день после ужина опять пошла проверка по всем спальням. На этот раз принимал в ней участие и наш завхоз Кузьмич. Был он сердит, усы его торчали, будто пики, на ребят посматривал косо, испытующе. Тут уж и Лев замолчал, а среди ребят поднялся шум, толки: никто не мог ничего понять.

Час спустя брат Костя сообщил мне по секрету то, что ему, своему любимцу, в сердцах буркнул Кузьмич: «Покою нету от энтих женщин. Разве можно всем толкам верить? «Украдут одеяла, загонят на базаре!» Сама бы шла да искала». Когда Костя в простоте душевной спросил, кто эта занудливая женщина, Кузьмич так же сердито обронил: «Да Мария ж Васильевна. Кто у нас еще командует?»

Чуть позднее выяснилось: заведующая откуда-то получила сведения, будто старшие воспитанники хотят украсть одеяла и сплавить в Гостиный двор. Некоторые ребята, в том числе и я, почувствовали себя оскорбленными.

Вечером в нашей спальне шло горячее обсуждение проверки. Все были возбуждены. Когда у нас случалось такое? Ну, пропадали продукты. Белье. Однако следы-то никогда к нам не вели. Городские жулики обкрадывали. Или наши беглецы, которых они же и сманивали. Свои однажды всего фунт конфет стащили. Так это ж мелочь! Этого явно недостаточно для того, чтобы всерьез заподозрить весь детдом в преступном замысле.

Почти всех интересовало, из каких источников почерпнула наша заведующая эти позорящие нас слухи. И так гадали, и этак, но ни к какому выводу не пришли.

— Постойте, братцы! — воскликнул вдруг Коля Сорокин и сел на кровати. — Клей здесь? Ага, нет его. Так вот, не Клей ли нам это дело приклеил? Ну да! — хлопнул он себя ладонью по выпуклому лбу. — Помните, во время танцев курили во дворе? Вот тогда и зашел разговор об одеялах. Кто-то еще сострил, что старые, мол, на толчок отправляют продавать. Вот Клей все и перевернул.

— Точно, он!

— Больше некому!

— Набить ему морду!

— Темную устроить! Темную!

В том, что нас оговорил Клей, теперь никто не сомневался. Мало ему было ябедничать на отдельных ребят — наклепал сразу на весь коллектив. И все поэтому были согласны с тем, чтобы его хорошенько проучить. Спорили только о том, какую меру выбрать.

Я выступил против темной:

— Мы же не какая-то шпана! С такими привычками кончать надо.

— Завсегда, Косой, ты супротив братвы прешь! — воскликнул Гусек. — Тут тебе не пионерский сбор!

— Я тоже против темной, — поддержал меня Лев. — Выволочку дадим, но в открытую. Это будет как бы… классовый суд. Пусть видит, что все против него.

— Правильно. И все-таки надо Савку спросить, — резонно поддержал Коля Сорокин. — Хоть мы и убеждены, что больше некому, а спросить обязаны.

Решили Клея судить и после этого большинством голосов определить ему наказание. Пока же все держать в секрете — никому ни слова.

Откладывать дела в долгий ящик — это не в привычке горячих мальчишеских голов. На другой вечер все ребята, как один, вовремя улеглись в постели. Ничего не подозревавший Клей тоже разделся, поворочался-поворочался на своем жестком матраце и заснул. Последние два дня глазки его бегали особенно остренько и беспокойно.

В полночь Клея стащили с кровати и полотенцами привязали к спинке.

— Что вы, ребята? Что? — бормотал он спросонок. — Чего вы, ребята?

— Узнаешь, гнида! — недобро пообещал Филин, крепко затягивая сзади ремнем его руки так, что тот даже ойкнул. — Узнаешь, как на честных поклеп возводить!

Начался допрос.

Сперва Клей упорно отпирался, но, видя, что против него поднялись все ребята и не верят ни одному его слову, вдруг захлюпал носом.

— Зачем плетешь небылицы? — обычно писклявый голос Льва сейчас звучал грозно. — Знал ведь, что брешешь, а? Паразит ты типичный, и диктатура пролетариата с тобой мириться не станет.

По щекам Клея потекли слезы, он взмолился о пощаде и стал клясться, что больше ни про кого ничего и никогда доносить не станет,

— Сам не знаю, почему брешу, — бормотал он. — Это вы, вы меня ненавидите, потому и я…

— У, гад! — кипятились ребята. — Да что с ним возиться? Отмолотить, чтобы на год язык отнялся!

— Давайте прутьев принесем, разложим его на полу и выпорем? — предложил Гусек. — Да еще прутики в соленой воде вымочим. А? Надолго запомнит.

Уважением ребят Гусек не пользовался, и поэтому его идея не встретила одобрения.

— Это уж ты, Гусь, слишком далеко заехал, — сказал Лев.

— Хватит, ребята, мучить Клея, — вдруг тихо сказал Коля Сорокин. — Как-то нехорошо: человек он все-таки. Припугнули? — и хватит, он теперь надолго запомнит…

Коля решительно подошел к спинке кровати, начал развязывать ремень, стянувший руки Савки, однако силенок у него явно не хватало.