Детский дом и его обитатели - [6]

Размен площади не разрешили. А как жить им под одной крышей – взрослой злодейке, прижившей и благополучно «сбагрившей» в госучреждение ещё двоих детишек, и чудом уцелевшей дочери? Никто об это этом и не думал.

– Оль, у тебя этого… лишних брюк не найдется? – спрашивает Юля, без особого энтузиазма разглядывая мою одежку. – А то вот вышла из дэдэ, а надеть и нечего.

– Поищу, конечно. Кажется, у меня что-то подходящее есть. Завтра принесу. А что, тебе разве не выдали одежду?

– А куртка лишняя не завалялась?

– Куртка… нет. Не завалялась. Тебе что, теплая одежда нужна? – вяло говорю я, а сама лихорадочно соображаю – что там у меня ещё завалялось дома. В не очень большом шкафу?

– Сумка у тебя хорошая. Вот что. Ну что в отрядной лежит. С ремешками и двумя отделениями. Клёво. Где брала?

От такого нахальства я медленно закипала. Однако стараюсь не очень выдавать своё возмущение – а что как провокация? Они такие – оскандалюсь ни за грош.

– Ты не обижайся, – продолжает она, не обращая ни малейшего внимания на моё смущение, – мы тут без тебя чуток похозяйничали. Вааще-то вещи просто так не советую бросать. Сопрут.

– Ну, знаешь… Не просто так, а закрыв отрядную на ключ.

– Хохмачка. Разве это замок? Забудь. Ну, так как – насчет сумки?

– Бери, конечно, если понравилась… Если очень надо. Только мне нужно документы домой отвезти. Не в кармане же… – скучно лепечу я, ещё не вполне понимая весь трагикомизм моего положения.

– А ты завтра приноси. С остальными шмотками. Нормалёк?

– Договорились, – соглашаюсь я, всё ещё тайно надеясь, что это просто глупый розыгрыш.

Однако – нет, всё всерьёз. Когда уходила домой, встретились на остановке, так она напомнила: «Не забудь, и не жлобствуй, тогда и уважать будут».

Я вообще-то считала себя человеком нежадным, но столь мощный удар по бюджету, конечно же, поверг меня в уныние. И это – только первый день!

(Если и дальше так пойдет, то домой весьма скоро мне придется пробираться закоулками, пугая прохожих вопросом: здесь наши не пробегали?)

…Моё детство прошло в городке, перенесшем все ужасы оккупации. Фашисты пожгли почти все села вокруг, и после освобождения ещё лет десять, а то и больше, по нашим улицам ходили нищенки, ютившиеся в землянках на окраинах городка. Ни в одном доме не отказывали в милостыне – давали чаще еду (ломоть хлеба, шматок сала, картошку), но кто-то мог дать и одежду – платье, кофту, сапоги… Отказать нищенке в латанной-перелатанной одежке или не открыть ей дверь считалось немыслимым делом.

И вот теперь, через тридцать лет после окончания войны, я впервые столкнулась с ситуацией, и ни где-то, а в Москве – стольном городе, когда вполне взрослый и здоровый человек занимается внаглую попрошайничеством.

Однако отказать я не решилась.

Глава 3. День второй: что нам стоит дом построить?

И я принесла всё, что просили. Тюк получился внушительный. Юля, повертев каждую вещь в руках, критически разглядывая её на свет, чуть ли не пробуя на зуб, кое-что забраковала. Я едва не задохнулась от обиды, но виду не подала. Ведь выбирала из того, что сама ношу.

– А ты молодчина, – снисходительно похвалила она. – Я, по правде, не очень-то поверила. Думала, если принесешь, так барахло кой-какое.

Я благоразумно промолчала.

– А пальтеца у тебя лишнего не найдется? – снова принялась Юля за привычное дело.

– Что ж тебе, по арматурке не выдали? Ведь вам положено, – уже без всякого политеса спросила я.

Она посмотрела на меня без всякого понимания и сказала:

– Дирюга старьё давала вааще-то на кой оно мне? Что ж я… всякую рвань носить? Иду к Людмиле Семёновне.

– Простите, это, возможно, не моё дело, – говорю я на взводе, – Но каким образом выпускница детского дома оказалась после выхода буквально разутой-раздетой? Ведь ей положен полный комплект одежды, плюс постельное бельё, одеяло, подушка… – Матрац ещё, – подсказала Людмила Семеновна. – И даже мебель списанную, но вполне приличную – из шефской гостиницы, тоже дали. И посуду – некомплект из шикарных сервизов. Ну, пусть кое-где чуть треснуло, дома такую посуду не выбрасывают! – на самой высокой ноте закончила она.

– Так почему же Юля Самохина… Но я не успела закончить свой вопрос.

– Отчего? – свирепо глядя на дверь кабинета, сказала директриса. – Да оттого, что она всё, что ей дали, продала. Про-да-ла! Понятно, да? А теперь вот здесь промышляет. Говорит – обокрали? Врёт. Ну, пусть. Я предложила ей подобрать из бэ-у, новое вторично выдать не могу. Так не хочет! А вы не беспокойтесь, она в накладе не останется. У кого силой отберет, у кого обманом выклянчит. Первая ворюга в детском доме. А что это вас так волнует? Или… уже и у вас просила? Так не давайте.

– Нет, я просто так спросила, – смущенная и подавленная столь тяжеловесной аргументацией, ответила я. – Просто интересуюсь.

А ещё через несколько дней выпал случай поближе познакомиться с пёстрым племенем бывших.

Мой рабочий день близился к концу. Я просто с ног валилась от усталости, однако всю мебель так и не удалось перетащить в нашу отрядную. Стулья, полки книжные и всякую такую мелочь – это ещё кое-как. А вот письменный стол… И зачем только такие столы вообще делают? Двухтумбовый, неразборный, тяжелый до невозможности… Изо всех сил, напрягшись, я едва сдвинула его с места. Нет, черт возьми, его всё-таки надо как-то перетащить в отрядную!