Детский дом и его обитатели - [3]

Последние слова были произнесены сквозь смех и адресовались её товарке. Та тоже гыкнула-рыкнула, короче, засмеялась…. В развязном тоне, во всей её позе, небрежной и наглой, было очевидно одно – желание оскорбить. Но – поздно! Я уже вполне овладела собой. Смущение оттого, что в моём присутствии оскорбили, обидели грубым окриком ребенка, а потом ещё поставили в неловкое положение перед незнакомым человеком взрослого – директрису, уже, слава богу, прошло. Адреналин, бушевавший в моей крови, настойчиво диктовал совсем иную стратегию и тактику. Готовясь дать достойный отпор наглым девулям и едва сдерживая переполнявшее меня нервное возбуждение, я всё же успела периферийным сознанием обмозговать одну-единственную, но вполне разумную мысль: передо мной дети, несчастные дети, и они совсем не виноваты в том, что они – такие… Подействовало, однако. Мгновенно усмирив гордыню (явилась – не запылилась), я почувствовала прилив успокоения, и, как и положено мудрому педагогу, не стала спорить с детьми и примирительно сказала:

– Если нравится – Олей, то, пожалуйста.

Теперь их ход. Я – отдыхаю.

– А нашу воспиталку зовут Валя.

Похоже, моя оппонентка оправдывается. Или мне волшебные нотки в её милом баритональном голосочке просто пригрезились? Смотрю на них как можно дружелюбнее, ищу и не нахожу ну ровным счётом ничего, что хоть как-то располагало бы к сочувствию. Ленивые, сытые лица, чёлки, из-под которых не видно глаз… Разглядываю комнату. На стульях бельё и расчумазые куртки – всё в одной куче. На подоконнике тарелка с остатками засохшей каши. На полу кастрюля с кефиром. Проследив мой взгляд, девочка вполне уже добродушно спросила:

– Кефирчик будешь?

– Свежий. Третьего дня не прошло. Кастрюлю приворотили, никак вот не выпьем, – пояснила, лениво поглаживая живот, вторая.

…Пробыла я у них долго – пока не позвали на обед. Слово за слово, завязался разговор. Одну девчуру звали Лиля, вторую, что клеила картинки, – Кира.

– А фамилия у меня артистическая, щегольнула она, разглаживая слегка помятое лицо лучезарного Брондо из «Советского экрана». – Юматова. Может, слышали? Есть такой артист.

– Это замечательно, – вежливо сказала я, благоразумно воздерживаясь от комментариев.

В лагерь они, как выяснилось, не ездили, лето проводили у родственников. Из комнаты сейчас стараются надолго не выходить – «бывшие шмонают».. Сегодня-завтра приедут остальные обитатели детского дома, вот тогда жизнь и начнется. Девча что надо… Про пацанов из отряда ничего толком сказать не могут – мелюзгой не интересуются. А всех старших после восьмого вывели в «путягу». Да только они детдом не забывают, хотя «дирюге» этого и не надо… Такие хохмы откалывают! Полный отпад и конский ржач… Я вдруг поймала себя на том, что уже дико хохочу вместе с ними – тоже громко и… в меру нагло. И сижу – в такой же нахальной позе…

– Ладно, – неожиданно серьёзно сказала Кира. – Обед скоро. Ольга Николаевна…

Получив некоторое, хотя и смутное представление о прекрасной половине своего отряда, я храбро решила обойти спальни мальчиков, (в отрядной по-прежнему было пусто).

Но и там никого!

Зашла в столовую. У входа встречаю своих старых знакомых – Киру и Лилю. Обедать явились в том же виде!

– Вон, смотрите, старперша хавает в углу. Так и садитесь за тот стол. Это воспитательский.

– Я мальчиков вообще-то ищу, – сказала я строго.

– Так здесь и ждите, в столовку точно придут, – сказала Лиля, вытягивая шею и забавно шевеля ноздрями. – Что жрать подают? Опять узбекский сблёв? Ой, сорри… бэээээ… Плов.

– А где ваши столы? Где отряд обедает?

– Какой отряд? – фыркнула Кира. – Где займем, там и сядем.

И, подгоняемая Лилей, лихо ринулась к раздаточному окну. В столовой становилось всё многолюдней и шумней. Сидели, стояли, толкались, чертыхались, когда горячий суп проливался на чью-то голову, сновали от раздачи к столам за добавкой, короче – обедали обитатели детского дома… Но вот внезапно нестройный гул голосов, грохот стульев, позвякивание ложек о тарелки – весь этот характерный «столовский» шум вдруг перекрыл душераздирающий надсадный вопль:

– А ну, отвали! Жрать хачччуууу-у!

Я протиснулась к воспитательскому столу и намеревалась уже присоединиться к обедающей коллеге, как случилось вот что. Оттеснив от входной двери медсестру, тщетно пытавшуюся проверить несуществующую чистоту рук воспитанников, в столовую ворвалась буйная компания – мальчишки лет двенадцати – тринадцати по виду. Впереди – всклокоченный, донельзя измазюканный, неряшливо одетый обладатель луженой глотки.

– Не удивляйтесь и не расстраивайтесь, – успокоила меня старшая пионервожатая (дама в красном галстуке и со значком на груди), перехватив мой ошеломлённый взгляд. – Кушайте, потом пойдем знакомиться с этими «Чингачгуками».

– Спасибо, – благодарно кивнула я, почти с восхищением глядя на мою добровольную помощницу и вполне искренне радуясь новому знакомству с опытным человеком – столь уверенно и ровно она держалась!

– Я здесь старшая по пионэрам, – сказала она, манерно протягивая руку с высоко поднятым локтем через стол. Меня зовут Татьяна Степановна.

В столовой снова кто-то истошно завопил: «Котлету отдай! Кому грят? Харэ мой компот лопать!»