Детские игры - [24]

Она действительно была уродиной. Рот у нее был невероятного размера, уши торчали под прямым углом к голове, а кончик длинного носа загибался вниз до верхней губы. Она носила белоснежное платье строгого покроя, взрослый вид которого никак не вязался с ее костлявой фигурой.

Закончив урок арифметики, я подошел к ней, сидевшей в гордом одиночестве.

— Может быть, ты сядешь поближе к моему столу? — спросил я медовым голосом. — Так тебе лучше будет видно доску.

Она поднялась и сделала маленький книксен:

— Благодарю вас, сэр, но там слишком солнечно, а яркий свет вреден для моего зрения. Поэтому я чувствую себя намного лучше в темноте и тени. — На ее лице неуклюже изобразилось нечто, похожее на любезную улыбку.

Я кивнул. Мне стало как-то неловко от формальной точности ее ответа.

В течение всего урока естествознания я чувствовал, что она буквально прикипела ко мне глазами. Под ее немигающим, неотвязным взглядом я начал путаться в наглядных пособиях, а ученики, догадываясь о причине, стали шептаться и вертеть головами.

Ящик с коллекцией бабочек выскользнул у меня из рук. Я нагнулся, чтобы поднять его. Вдруг какой-то изумленный вздох прошумел по всей комнате, вырвавшись из тридцати маленьких глоток:

— Смотри! Она снова это делает! — Я выпрямился.

Сэриетта Хон сидела все в той же странной, оцепенелой позе. Только волосы у нее были теперь густо-каштанового цвета, глаза — голубыми, а щеки и губы нежно порозовели.

Мои пальцы уперлись в надежную поверхность стола. Не может быть! Неужели это свет и тень проделывают такие фантастические трюки? Но — не может быть!

Даже когда я, забыв о педагогической дистанции, с открытым ртом смотрел на нее, она продолжала темнеть, а тень вокруг нее рассеивалась. Дрожащим голосом я попытался вернуться к коконам и чешуекрылым.

Через минуту я заметил, что ее лицо и волосы снова чистейшего белого цвета. Я не стал искать этому объяснения, равно как и ученики. Но урок был сорван.

— В точности то же самое она вытворила на моем уроке, — сказала за ланчем мисс Друри. — В точности то же самое! Правда, она мне показалась жгучей брюнеткой, с копной черных волос, а глазища у нее сверкали. Это было сразу после того, как она назвала меня дурой — наглая стерва! Я потянулась за розгой. Тут-то она и скинулась смуглой брюнеткой. У меня бы она живо покраснела, если бы звонок не прозвенел на минуту раньше.

— Представляю себе, — сказал я. — Но при ее внешности любой световой эффект может сыграть дурную шутку со зрением. Да и вообще не уверен, что видел все это. Не хамелеон же она, в конце концов.

Старая учительница поджала губы, так что они превратились в бледную розовую линию, и перегнулась через стол, усыпанный крошками. — Не хамелеон. Ведьма! Я знаю! И Библия приказывает нам уничтожать ведьм, сжигать их со всеми потрохами.

Мой смех прокатился по грязному школьному подвалу, который служил нам столовой. «Ну, вы и скажете!.. Восьмилетняя девчонка».

— Вот именно. И ее нужно обезвредить, пока она не выросла и не наделала гадостей! Поверьте мне, мистер Флинн, уж я-то знаю! Один из моих предков сжег тридцать ведьм в Новой Англии во время процессов. Между нами не может быть мира!

Дети в благоговейном страхе разделяли мнение мисс Друри. Они прозвали девочку-альбиноса Хозяйкой Сэри. Сэриетта, со своей стороны, с удовольствием приняла это прозвище. Когда Джой Ричардс ворвался в компанию детей, которые, скандируя песенку, сопровождали ее по улице, она остановила его.

— Оставь их в покое, Джозеф, — сказала она в своей забавной взрослой манере. — Они совершенно правы. Я в самом деле злая-злая фея.

Джой опустил свое озадаченное конопатое лицо, разжал кулаки и молча пристроился сбоку маленького кортежа. Он боготворил ее. Они всегда были вместе, — возможно, потому, что оба были аутсайдерами в этом детском обществе, а возможно, потому, что были сиротами — его вечно поддатого папашу трудно было назвать отцом. Я часто заставал его сидящим на корточках у ее ног в сырых сумерках, когда выходил на крыльцо пансиона подышать свежим воздухом. Она останавливалась на полуслове, продолжая указывать пальцем куда-то вверх. Они оба сидели в заговорщицком молчании, пока я не уходил с крыльца.

Джою я немного нравился. Именно поэтому мне единственному он приоткрыл завесу над прежней жизнью Хозяйки Сэри. Гуляя как-то вечером, я обернулся и увидел, что Джой догоняет меня. Он только что ушел с крыльца.

— Эх. — вздохнул он. — Хозяйка Сэри столькому всему научилась у Стоголо! Если бы этот парень был здесь, он показал бы старухе, где раки зимуют. Он проучил бы ее, еще как проучил бы!

— Стоголо?

— Ну да. Этот колдун, который проклял мать Сэри до того, как Сэри родилась, за то, что она засадила его в тюрьму. Мать Сэри умерла, когда рожала, а отец ее начал пить, хуже, чем мой папаша. А Сэри потом нашла Стоголо, и они подружились. Они обменялись кровью и заключили мир на могиле ее матери. И он научил ее колдовству, и родовому проклятию, и как делать любовное зелье из кабаньей печенки, и…

— Ты меня удивляешь, Джой, — прервал я его. — Верить в эти глупые предрассудки! Хозяйка Сэри выросла в обществе примитивных людей, которые не знают ничего лучшего. Но ты-то знаешь!