Детская библиотека. Том 52 - [2]

— Становись наперед, сзади сильно бросает! — прокричал Павлик.

Лёнька на четвереньках добрался до кабины, Павлик и Сашок раздвинулись и обняли его за плечи сильными загорелыми руками.

— Тетку потерял?

— Бабушку.

— Доставим как миленькую! — успокоил Павлик, словно всю свою жизнь только и делал, что спасал пропавших бабушек.

На ухабе машину подкинуло, и Лёнька прикусил язык. В окошко оглянулся отец.

— Дядя Гриша, ты на дорогу гляди, а мы за ним присмотрим! — прокричал Павлик. — А твой папаша — во! — сказал он Лёньке. — Другой бы в шею прогнал, а он завсегда ребят катает… Ты надолго к нам?

— Навсегда.

— Значит, наш теперь.

Под колеса с шумом убегала серая, натертая до блеска дорога, в степи виднелись кое-где вагончики и палатки, а чуть в стороне, заросшее камышом, тянулось озеро.

— Третья бригада, — пояснял Павлик. — А вон вышка, видишь? Элеватор. Емкость — сорок тысяч. А ты трактор водишь?

— Не.

— Значит, неграмотный. А у нас каждый умеет. Вон Сашок тоже умеет.

Сашок натянул косынку на самые брови и застенчиво покраснел.

— Ну, не совсем, но скоро научится. Мы и тебя научим. Только за нас держись.

Павлик вытащил из-за пазухи подсолнух, разломил на три части и одну передал Лёньке:

— Поплюйся!

И ребята стали грызть семечки, а ветер бросал им в лицо мокрую шелуху, и они пригибались, чтобы она пролетала мимо.

Вдруг небо потемнело, над степью нависла туча, и пошел дождь. Крупные капли захлестали в лицо.

Не успели натянуть на себя брезент, как дождь прошел. Где-то там, на горизонте, свисали дымовые полосы, похожие на конские гривы. Это сразу в нескольких местах шел дождь, но между ними ярко светило солнце. И все это видно было с машины, мчавшейся по огромной, необозримой земле, которая зовется целиной.

А потом на солнце надвинулась туча, и верхний краешек ее блеснул, как сабля. И тогда Лёньке показалось, что едут они в заоблачную страну, где живут сказочные богатыри.

В стороне, как два параллельно текущих ручейка, вспыхивали рельсы. Они то исчезали, то снова появлялись. И вот вдали сперва точкой, потом крупнее и крупнее показался поезд. Ребята навалились на крышу кабины и в три глотки заорали:

— Ура-а-а! Догоня-я-я-ем!

Лёнька, зажатый ребятами, на миг взглянул в окошко. Отцовская кепка сбилась на затылок, руки резко и проворно крутили руль.

Послышался грохот поезда. Из паровоза выглянул машинист, махнул рукой и дал длинный гудок. Ребята замахали руками, отец включил сигнал.

«Догоняю!» — ревел грузовик.

«Не догонишь!» — кричал паровоз.

Вся земля грохотала и раскалывалась под ними, все включилось в эту отчаянную гонку: степь, облака, самб солнце мчалось за ними и даже дым от паровозной трубы.

Но вот дорога вильнула в сторону, поезд скрылся за пакгаузами, только слышен был равномерный стук колес. А потом вместе, грузовик и поезд, выскочили на станцию и уже медленно подъехали к платформе.

Мальчишки кубарем скатились с машины и бросились к вагону. Бабушка сошла пошатываясь, держа в руках пустую бутылку: из-за нее-то она и осталась. Уткнувшись в отцов пиджак, она расплакалась. Отец осторожно и растроганно гладил ее по плечу.

Лёнька стоял в стороне и ждал, пока она выплачется. Он чувствовал себя бывалым целинником, ему уже многое было знакомо: он узнал степь, ветер и солнце, приобрел веселых, смелых друзей, и бабушка с ее страхами и ненужной бутылкой казалась такой маленькой и несчастной, а сам он словно чуточку вырос и даже раздался в плечах.

Второй шофер

Натка редко видела отца. Он приезжал ночью, когда Натка уже спала, а уезжал, когда она еще не вставала. Только иногда спросонья она слышала, как он разговаривает с матерью, а о чем — не знала.

Когда началась уборка урожая, заболела мать. Два дня полежала дома, а потом отец отвез ее в больницу. Натку некуда было девать, и соседка, молчаливая старуха, на время взялась присмотреть за ней. Старуха заставляла ее кормить кур и уток, мешать поросенку отруби, и девочке быстро наскучило у нее. Она целыми днями пропадала на улице, обносилась и редко ела. Совсем беспризорная.

Однажды отец заехал домой и Натки не застал. Не нашел он ее и у соседки.

— Целый день не вижу, бегает где-то.

Сел отец в машину, медленно едет по поселку, спрашивает у встречных:

— Наташки моей не видали?

Нашел он ее на птицеферме. Вышел из машины, а она стоит к нему спиной, из мешочка пшеницу пригоршнями сыплет, куры и цыплята так и кишат у ее ног.

Обернулась Натка, бросила мешок и повисла у отца на шее. Сердце у отца защемило — соскучился по ней. Когда жена дома была, не чувствовал этого.

— Садись со мной.

— Вместе ездить будем?

— Там посмотрим.

Натка шикнула на кур и вскочила в кабину.

Вот так и началась у них кочевая жизнь.

Приехали они в бригадный стан, и, пока зернопогрузчик в машину зерно насыпал, Натка успела обежать вагончики, в которых жили рабочие, заглянула в палатку, открыла дверь на кухню.

— Ты чья? — спросила повариха. — Федора? Как мамка, больна еще?

Натка кивнула головой и жадно втянула носом. Она вспомнила, что с утра ничего не ела. Когда мама была дома, где бы Натка ни находилась, она всегда, бывало, разыщет ее и вовремя покормит. А у соседки своих хлопот много, одних кур, уток и гусей больше пятидесяти, не до девочки. Сама не попросит, а старуха никогда предложить не догадается. Вот почему и не любила Натка ее кур, уток и гусей, а на птицеферму бегала с радостью.