Детская библиотека. Том 50 - [19]
«… надо только хотеть, очень хотеть».
Глава 8
Прежде всего Генька решил «расставить силы». Николай Филимонович часто повторял: «Главное в бою — правильно расставить силы и обеспечить их четкое взаимодействие».
Генька понимал: делать всё «толпой» глупо. И самому за всех отдуваться тоже не умней. Кого же куда направить?
Николай Филимонович говорил: «Командир всегда должен быть на самом трудном участке!»
«Самое тяжелое — архивы, — решил Генька. — Значит, за архивы возьмусь я сам!»
В Публичную библиотеку лучше всего послать Витю. Его от книг не оторвешь. Ему в библиотеке самое место. А Оле достались родственники Казимира.
«И очень хорошо, — обрадовался Генька. — Мало ли кого расспрашивать придется! А у Оли язычок — ого!»
Дав каждому задание, Генька взялся за архивы.
Первым делом он, по совету Васи Коржикова, составил письмо в московский архив или, как сказал Вася, «отношение». Оказалось, написать отношение вовсе нелегко. Генька промучился целый вечер и, наконец, принес Васе такую бумагу:
«Пишет Вам наш отряд красных следопытов. Просим Вас помочь нам. Нас интересует жизнь и гибель нашего петербургского революционера Михаила Рокотова (конец XIX и начало XX века). Если у Вас в архиве есть хоть какие-нибудь документы об этом, очень просим Вас переписать их для нас и срочно выслать нам копию.
Просим Вас не отказать нам в нашей просьбе.
Заранее благодарны».
«Заранее благодарны» — это Генька подглядел у отца. Тот часто кончал так свои письма. И всегда, обращаясь к кому-нибудь, писал «Вы» с большой буквы, хотя Генька не понимал, к чему это? Отец говорил — в знак уважения. А разве с маленькой — неуважение?
— Толково, — сказал Вася. — Только вот… — он что-то быстро подсчитал. — Восемь «нам — нас» и пять «вам — вас».
— Чего? — не понял Генька.
— Я говорю: восемь раз у тебя встречается слово «нас» и пять раз — «вас». Не густо ли?
— Да неужели?! — Генька схватил листок и быстро пробежал его глазами. Вот так штука! Где только мог, повычеркал «нас — вас», переписал отношение и снова принес Васе.
— Толково, — сказал тот. — А как подпишем?
Насупил брови и быстро-быстро приписал внизу листка:
«По поручению отряда К. С., звеньевой особого звена Г. Башмаков».
— Так? — спросил Вася.
— Можно и так, — смутился Генька.
Получалось здорово, но как-то даже неловко: будто он, Генька, обращается от имени всего отряда и даже всей школы. Может, лучше, чтобы директор подписал?
— Нет, — сказал Вася и на секунду задумался. — А если рядом с твоей фамилией поставить — что? — еще вторую подпись? И, знаешь, чью? Полковника! Чапаевца!
Генька даже покраснел. Вот это да!
Так и сделали. Письмо для солидности перепечатали на машинке и передали в Дом пионеров. А через три дня оно уже с подписью полковника и печатью пошло в Москву.
На этой же неделе Генька поехал в Исторический архив.
Вахтерша — пожилая, усатая, толстая тетка с могучими, как у борца, плечами — долго, дотошно выспрашивала, кто он да зачем ему архив. Потом позвонила куда-то по телефону и сказала хриплым басом:
— Порфирь Иваныч, тут хлопчик якой-то до вас…
Порфирий Иванович оказался хмурым мужчиной, лет пятидесяти. Лицо у него было худое, желтое, как после болезни, а голова по форме напоминала дыню.
— Ну, что тебе, мальчик? — вяло спросил он скрипучим, словно несмазанным голосом.
Генька торопливо объяснил и протянул бумагу, такую же, как он послал в Москву.
— Гм… Следопыты? — скучно усмехнулся Порфирий Иванович. — Это еще что за новость?
— Вовсе не новость. Об этом уже давно в газетах писали, — возразил Генька.
— Так, так… Значит, я не читаю газет? — обиженно проскрипел Порфирий Иванович. — Похвально!
Генька все время украдкой приглядывался к его лицу: было в нем что-то странное. И, наконец, Генька понял, в чем дело. Лицо Порфирия Ивановича как бы делилось вертикальной чертой на две половины: правая — как у всех, а левая — будто все время хмурилась: и глаз прищурен, и длинный унылый нос скошен влево, и левая сторона губ оттянута книзу.
— Архив, мальчик… э-э… дело серьезное. Это тебе не бирюльки, не всякие там следопыты, — скучным голосом произнес Порфирий Иванович. — Принеси другое отношение из школы. И чтобы там было четко сформулировано, кто ты и зачем… И вот, заполни, — он дал Геньке огромную, четырехстраничную анкету.
В школе Генька показал анкету Николаю Филимоновичу.
— Чем занимался до революции? Служил ли в белой армии? Состоял ли ранее в партии? Так, так, — проглядывая анкету, с усмешкой бормотал учитель и вдруг, побагровев, взорвался: — Бюрократы! Чинуши! Живуч проклятый дух!
Он позвонил в архив.
— Да ведь это… Это же просто, гм… странно, — стараясь удержаться от резких слов, сказал он Порфирию Ивановичу. — У ребенка вы спрашиваете, не служил ли он в белой армии…
— Анкеты типовые, одинаковые для всех, — невозмутимо ответил тот. — А если хотите знать… э-э… несовершеннолетних вообще могу не допустить…
— Ну его, — сказал Николай Филимонович Геньке, положив трубку. — Заполни. А то разозлится, в самом деле не допустит.
Генька заполнил анкету, взял новое отношение из школы и отвез все это в архив.
— Через месяц, — проскрипел Порфирий Иванович.
