Детская библиотека. Том 50 - [15]

— Вот, — повернулся к ребятам Леонид Константинович, — это и есть самое настоящее волшебное царство. Здесь такие маги и чародеи!..

Когда Леонид Константинович в сопровождении ребят вошел в кабинет заведующего лабораторией, навстречу из глубокого кресла поднялся человек неимоверного роста. Казалось, этому человеку приходится все время приспосабливаться к обычной людской обстановке: стол у него был слишком высокий, кресло слишком глубокое и даже люстра висела слишком близко к потолку, чтобы не мешать хозяину кабинета. Увидев Леонида Константиновича, огромный человек улыбнулся во весь свой огромный рот и, согнувшись почти пополам, долго жал и тряс руку старому архивариусу, привыкшему, видимо, к этой процедуре.

— Вот, Георгий Христофорович, извольте видеть, наша будущая смена, красные следопыты. Заняты делом государственной важности, — и Леонид Константинович раскрыл перед ученым реставратором папку с залитыми тушью строчками.

Георгий Христофорович молча взял папку. В его огромных, как лопаты, руках листы бумаги казались маленькими, хрупкими. Вот-вот он сомнет их, покалечит. Но нет, эти темные жилистые руки, руки грузчика, борца, землероба, видимо, привыкли обращаться с бумагой: осторожно и нежно переворачивали они страницы.

Георгий Христофорович разгладил чуть покоробившиеся листы, посмотрел бумагу на свет, поскреб тонким ножичком угол черного пятна и, собрав на стеклянную пластинку крупицы осыпавшейся туши, капнул на них какую-то жидкость. Результаты пробы, видимо, оказались благоприятными. Он вышел из-за стола и жестом предложил всем следовать за ним.

В просторных помещениях, освещенных лампами дневного света, работали люди в белых халатах. Проходя мимо них и невольно замедляя шаги, ребята успели заметить стопки книг в старинных кожаных и холщовых переплетах, кипы заплесневелых кожаных листов и пожелтевшие свитки с подвешенными к ним огромными сургучными и свинцовыми печатями. Тут же виднелись обрывки бересты, полоски пергамента.

Открыв узкую дверь, обтянутую плотной материей, Георгий Христофорович пропустил Леонида Константиновича и ребят в небольшую комнату без окон. Яркий молочно-белый свет невидимых ламп отражался от невысокого потолка. Вдоль стен и посреди комнаты стояли не знакомые ребятам приборы.

— Вить, там в углу не микроскоп? — шепнула Оля.

— Нет. Видишь — гармошка. Как у «Фотокора», — также шепотом ответил Витя.

Георгий Христофорович указал гостям на стулья, окружавшие небольшой стол.

— Вы, конечно, поняли: это наш фотоцех, — начал он. — Только цех особенный. Нам ведь приходится снимать не только видимое, но и невидимое. Вот и в вашей папке, как я понимаю, нужно проникнуть сквозь видимую тушь и прочесть невидимые чернильные строки.

— Вот именно, дорогой друг, вот именно, — подтвердил архивариус.

— Ну что ж, попробуем. — И, протянув свои огромные руки, Георгий Христофорович вытащил из дальнего угла тот самый прибор, который заинтересовал Олю. Вслед за прибором, извиваясь, поползли гибкие электрические шнуры.

Взяв со стола раскрытый список студентов, Георгий Христофорович укрепил его на доске, а затем начал медленно вращать установочный винт, перемещая гармошку, нависшую над планшетом.

— Ну вот, резкость обеспечена, — объявил он, выпрямляясь. — Теперь дадим свет.

Щелкнула кнопка, и из фонаря, похожего на фильмоскоп, ударил яркий зеленый луч. Все остальные лампы погасли, потолок и стены комнаты погрузились в темноту, и только лист, растянутый на планшете, поблескивал в зеленом свете фонаря.

Вставляя в аппарат кассету с пластинкой, Георгий Христофорович продолжал свои объяснения:

— В этом зеленом свете бумага и то, что на нее нанесено, начинает испускать особые, не видимые глазом лучи. Если их сфотографировать на специальной пластинке, то разные лучи дадут разное изображение: излучение чернил всегда бывает гораздо сильнее излучения туши. Поэтому чернила окажутся на снимке ярче, чем залившая их тушь. Понимаете?

— Понимаем! — за всех откликнулась Оля.

Витя и Генька промолчали. Насчет лучей, по правде говоря, было неясно: разве тушь испускает лучи? Черная тушь? Но ребятам не терпелось быстрее прочитать зачеркнутое, и они не хотели задерживать Георгия Христофоровича всякими разговорами.

— Внимание, — скомандовал он. — Съемка!

Зажужжал затвор, на несколько секунд все, как по команде, задержали дыхание, и, наконец, вторичное жужжание затвора возвестило, что съемка окончена.

— Подождите меня в кабинете, сейчас проявлю негатив, — сказал Георгий Христофорович.

…Когда вся компания снова оказалась за высоким столом в его кабинете, он вставил пластинку в проекционный аппарат и направил его на экран.

Изображение сперва было расплывчатым, потом обрело необходимую резкость. Ребята с нетерпением следили за каждым движением огромного реставратора. Перед ними на экране появился уже знакомый лист архивного дела. Тот же искусный канцелярский почерк, те же ровные линейки, отделяющие одну запись от другой. Но черной полосы, пересекавшей раньше середину страницы, больше не было. Вернее, почти не было: на месте ее оказалось светло-серое пятно.

— Ой, — прошептала Оля.