Больше про бывшего мужа Яна не вспоминала. Общие знакомые потом ей сказали, что он проиграл квартиру своей матери и исчез. С той поры подруга испытывает отвращение к брачно-семейным отношениям. Она даже сочинила песенку: стучит кулаком по клавишам рояля и дурным голосом орет, переставляя в любом порядке слова во фразе «все мужчины гады». Получается: «мужчины гады все, гады все мужчины, все гады мужчины!». Песня пользуется безумной популярностью, особенно среди мужчин.
Яна окончила институт физкультуры и работает тренером по ушу. Такая вот резкая смена увлечений после музыкальной школы. Со дня ее злополучной свадьбы я не видела на ее глазах ни слезинки. Что же такого могло случиться и почему она является ко мне среди ночи и одновременно рыдает в трубку? Скоро узнаю.
Янка вытащила из большого пакета с купленной едой упаковку йогурта, и почти сразу же рядом возникла моя кошка. Она всегда безошибочно угадывает тот момент, когда ее должны кормить. Любимое лакомство — черничный йогурт. До него Милка не дошла — на полпути ее перехватила Яна, и зарыдала, вытирая кошкой свои слезы. Кошка дернулась к йогурту, но подруга уткнулась в ее мягкую спинку, продолжая реветь.
Я сама налила йогурт в миску и сказала:
— Отпусти животное!
Яна последний раз вытерла глаза Милкиной шкуркой и поставила кошку на пол. Та метнулась к миске, быстро все съела и стала загребать лапами пол и стену. На боках кошки размазалась Янкина тушь.
— У тебя все лицо в шерсти. Кошка бегает по улице и запросто может быть блохастой. Ты хочешь нахватать блох?
— Да хоть бубонную чуму, мне все равно.
Все-таки подруга сунула голову под кран, умылась, а остатки туши стерла моим новым белоснежным кухонным полотенцем, которое я утром вытащила из упаковки, должно же в квартире быть хоть что-то чистое? Теперь ничего чистого опять не стало.
Я посадила кошку к себе на колени и стала искать блох. К моему счастью их не оказалось, и кошка была отпущена на волю.
— Ты хоть знаешь, сколько трудов мне будет стоить отмыть кошку от твоей туши?
— Я сама ее отмою.
— Сперва поймай.
Яна налила себе чай в железную кружку, все остальные давно разбились, отхлебнула, обожгла язык и снова заревела. Без макияжа она выглядела измученной.
— Миля, у тебя есть водка?
— Нет.
— Ничего, я по дороге купила. А закуска есть?
— Нет.
— Я ее тоже купила.
— Зачем?
Яна не ответила, выплеснула чай в раковину, налили в эту же чашку водку, размешала ложечкой оставшийся на дне сахар и все выпила.
— Ой, хорошо-то как! Тебе налить?
— Не надо. Яна, а ты знаешь, что женский алкоголизм неизлечим?
— Заткнись, — ответила подруга, наливая себе вторую чашку.
— Кстати, если тебя не затруднит, не могла бы ты объяснить, чем вызван столь поздний визит?
— Мне надо еще выпить, — подруга сделала большой глоток из чашки.
— Хорошо, предположим, тебе в час ночи захотелось водки, а причем здесь мы с кошкой? Нашла бы себе компанию повеселее.
— Меня ваша компания устраивает. Вы можете меня спасти.
— От алкоголизма? Извини, но спасатели из нас с кошкой никакие.
— Не прикидывайся, ты же знаешь, что я не пью.
— Знаю. Поэтому и удивляюсь. Ты пьешь только шампанское по великим праздникам. Мне просто интересно, зачем ты сейчас пьешь водку из горлышка бутылки.
Яна поставила бутылку на стол. Кошка мурлыкала и терлась о ее ноги. Тушь с Милкиных боков перемазывалась на Янины светлые брюки. На кошку перестали обращать внимание, а она ждала от своих кормилиц еще что-нибудь вкусное. Яна пристально глядя на бутылку, сказала:
— Меня обвиняют в убийстве. Меня посадят и никогда не выпустят.
Я терпеливо выслушала этот бред и спросила:
— Кто убит?
— Софья Никитична.
— Впервые слышу о такой. И как ты ее убила?
Яна не оценила мой юмор.
— Никак я ее не убила! Ее кто-то другой убил. Она работает, нет, работала, сторожем в детском саду. Я там тренер по ушу.
— Ты работаешь в детском саду?
— А что, нельзя?
— Можно. Просто не думала, что ты работаешь с детьми.
Не могу себе представить Яну в окружении детей. Мы с ней, конечно, подруги, но видимся далеко не каждый день, да она и не особо разговорчивая, сегодня редкий случай.
— Прихожу в детский сад два раза в неделю и провожу занятия. Деньги меня не интересуют, работаю для души.
— Ничего себе, для души! Ищи другое место работы. Зачем тебе какие-то обвинения в убийстве? Ты можешь вообще не работать, с твоим капиталом.
— Наверно так и поступлю.
— Значит, для тебя работа вроде хобби?
— Если бы я знала, что из-за такой работы попаду в тюрьму, то пошла бы лучше в спецназ! Я-то думала: детский сад — тихое место, чисто, уютно, коллектив спокойный. А тут — бац! Убийство!
Я сокрушенно покачала головой. Яна уже перебрала. Скорее всего, у нее сегодня это уже не первая бутылка. Городит про какое-то убийство в детском саду. Зачем убивать сторожа, и что там можно украсть? Детские горшки?
— Хорошо, Яночка, главное не волнуйся. Утром все пройдет, головка поболит и перестанет. Придут добрые дяди, найдут убийцу, и все украденное.
— Ничего не украли! Ее просто так убили, а обвиняют в этом меня!
— То есть ты хочешь сказать, что тебя на полном серьезе обвиняют в убийстве?
— Я тебе об этом уже целый час твержу!
