Детоубийцы - [10]

– Что случилось? – сердито спросил Белов, едва не налетевший на него.

Затравленно глядя на приближающегося полицейского, Петраков ничего не ответил.

– Майор столичной криминальной полиции Феликс Кулафье, – представился полицейский.

Петраков и его спутник тоже назвали себя.

– Я хотел бы взглянуть на ваш паспорт, – обратился Кулафье к Белову.

Паспорт Петракова его не интересовал. Он был заочно знаком с русским послом. Они уже виделись вчера ночью, а потом общались по телефону. По поводу смерти Генри и на другие неприятные темы. Петраков не сразу узнал Кулафье, потому что сегодня тот был в полицейской форме, а не в красной майке, обнажающей могучие плечи и бицепсы.

– Пожалуйста, – сказал Белов, протягивая паспорт.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Кулафье.

Идеальный полицейский, стоящий на страже законов Уганды. Петраков подавил нервный смешок. Он все сильнее и сильнее убеждался в том, что измена жены – не самая большая беда, которая может приключиться в Африке.

* * *

Лейтенанту Олегу Белову не нравился полисмен, не нравился посол, не нравился аэропорт, да и сама Уганда ему тоже не нравилась. А ведь в детстве (не таком уж недавнем) он мечтал побывать в Африке, которую воображал похожей на страну вечных приключений в стиле Индианы Джонса.

Причина недовольства крылась не в местном колорите, а в характере задания, полученного лейтенантом. Предстояла ЛИКВИДАЦИЯ. Его прислали в качестве ИСТРЕБИТЕЛЯ. По сути, он был киллером. В роли заказчика выступало государство.

Не то чтобы Белов жалел братьев Беридзе, расстрелявших несколько десятков детей на побережье Черного моря. Подобно всякому нормальному человеку, он ненавидел их лютой ненавистью и проголосовал бы за их казнь обеими руками. Все дело в том, что Белову предстояло расправиться с братьями СОБСТВЕННОРУЧНО. Это в корне меняло дело. Несмотря на службу в спецназе Антитеррористического Центра, лейтенанту еще ни разу не доводилось убивать людей. Стрелять – он стрелял, причем великолепно, в том числе по живым мишеням. Однако вести огонь с дальней дистанции – это одно, а стрелять в людей в упор – совсем другое.

Короче говоря, Белов терзался сомнениями, сумеет ли он выполнить приказ или нет. Он чувствовал себя, как плохой ученик перед экзаменом, только в сто раз хуже. Отсюда была его нервозность и некоторая заносчивость. Таким образом Белов скрывал свое истинное состояние. От окружающих и от самого себя.

– Отчего этот полицай ко мне прицепился? – спросил он, когда, получив свой паспорт обратно, шел к парковке рядом с Петраковым.

Посол казался совершенно больным. Его лицо было серым и влажным, он беспрестанно облизывал маленькие губы таким же маленьким, острым языком.

«Что с ним? – обеспокоенно подумал Белов. – Заболел, что ли?»

– Обычная проверка документов, – пробормотал Петраков, открывая желтый «Форд».

– Но у вас-то паспорт не попросили, – напомнил Белов. – И не спросили, где вы намереваетесь остановиться.

– Ну и что? – Петраков пожал плечами. – Я здесь давно примелькался. А вы – человек новый, к тому же из России. Так что интерес майора Кулафье к вашей персоне оправдан.

– А я вот не запомнил, как его зовут.

Петраков опустил голову, поправляя коврик перед водительским сиденьем.

– Очень плохо, – буркнул он. – Люди нашей профессии обязаны помнить каждую мелочь.

– У нас разные профессии, – сказал Белов, усаживаясь на переднее сиденье.

Сумку он взгромоздил на колени. Можно было сунуть ее в багажник или на заднее сиденье, но Петраков предлагать не стал. У него расстроился желудок и, кажется, началась аллергия на московского пижона. Тоже мне, «рука Москвы»!

– А знаете, – сказал Петраков, включая зажигание, – последнему обстоятельству я несказанно рад.

– Я тоже, – обронил Белов и умолк, уставившись прямо перед собой.

На язык так и просилась какая-нибудь колкость, но Петраков лишь покрепче стиснул зубы. Вовсе ни к чему ссориться с человеком, присланным по распоряжению самого Воротникова. Разумнее наладить с Беловым хорошие отношения. Ведь если он не будет доверять Петракову, то майор Кулафье может рассердиться, а тогда…

Петраков заставил себя не думать, что будет ТОГДА. Ведь по натуре он был оптимистом, а не пессимистом. Ну, старался быть. И до вчерашнего дня это у него худо-бедно получалось.

Гоня прочь тягостные мысли, Петраков смотрел на привычный пейзаж: буйволы, пасущиеся вдоль обочин, крестьяне на грядках с уклоном градусов в шестьдесят, грудастые негритянки, кормящие своих похожих на обезьянок младенцев, продавцы огромных гроздьев бананов, подростки, моющие свои грязные мопеды в не менее грязных лужах. Но главное занятие сельского населения заключалось в том, чтобы, сидя возле своих убогих хижин, пялиться на проезжающий транспорт. Нет, это была не та страна, которая могла явить миру новое экономическое чудо…

Двухполосная дорога не позволяла развить приличную скорость, поэтому порой приходилось тащиться то за медлительным автобусом, то за маршруткой, разваливающейся прямо на ходу. Кроме того, в асфальте зияли выбоины, а шоссе то и дело пересекали «лежачие полицейские», размещенные в самых неожиданных местах. Ведя машину, Петраков нервно кусал свои маленькие губки и отмалчивался. Лишь добравшись до центра Кампалы, он овладел собой настолько, чтобы начать делать комментарии по поводу местных достопримечательностей. Показал гостю торговый комплекс «Оазис», вполне современный супермаркет «Накуматт», затесавшийся в скопление обшарпанных домишек, облюбованный рынок сувениров на пересечении Колвии-стрит и Кимати-авеню.