Дети змей, дети волков - [18]

– Кто сказал тебе, великий ярл, что прячусь я за материнской юбкой? Уж если не видите вы меня, это не означает, что меня нет среди вас.

Люди расступаются, оборачиваются, переговариваясь шумно. Витарр сидит за одним из столов, сокрытых в тени, и поднимается на ноги. С тех пор как вернулся он из первого в своей жизни набега, кажется юноша матери куда старше своих зим. Плечи его расправлены широко, подбородок вздернут, да только так и таится в тени. И сам не верит он в то, что ныне судьба его сменяется столь резко; не так-то просто соответствовать статусу единственного наследника Ганнара Покорителя, всю жизнь будучи Братоубийцей.

Хоть в гибели Ренэйст его не обвиняют. Быть может, не погибни конунг, и это пало бы на его плечи.

Положив левую руку на эфес меча, не скрывая больше отсутствующих на ней двух пальцев, направляется Витарр к матери, и люди расступаются пред ним подобно волнам морским. Одни хлопают его по плечам, вскидывают кулаки, провозглашая новым конунгом, другие изрыгают проклятья да плюют под ноги, сокрушаясь, что холодные воды озера Вар забрали в свои ледяные объятия Хэльварда, гордость и отраду отца, а не его, темного и нелюдимого.

Столь часто слышал обвинения эти Витарр, что ныне не трогают они его сердце. Все, чего желает он сейчас, так это получить трон, принадлежащий не столь давно его отцу. Да, пусть конунг и не вскормил его сам, не признал своим наследником, только Витарр все знания, необходимые достойному правителю, получил от побратима конунга. Тот дал ему все, что не пожелал дать отец, и теперь Витарр готов занять место, положенное ему по праву.

Ради Руны. Ради Эйнара, что рожден будет сыном конунга, но никак не Братоубийцы.

Встав подле матери, он берет в свои ладони дрожащие ее руки, касается губами кистей, склонив голову, и прижимает тонкие пальцы Йорунн к своему лбу. С нежностью оглаживает мать непокорные его волосы, темные и кудрявые, как у отца, и не сможет припомнить Витарр, как много зим прошло с тех пор, как в последний раз ощущал он материнскую ласку. До мига этого и представить не мог он, сколь сильно желал получить ее.

Выпрямляется Витарр, выпуская руки Йорунн из своих, позволяя той отойти, встать подле Бурого, за его спиной. Колкие, полные ярости взгляды ныне прикованы к нему, и лишь сильнее сжимает Витарр рукоять своего меча. Нет у него права струсить и отступить. С самого начала должен он был занять это место, быть тем, на кого конунг возложит свои надежды. Его сестре это было под силу, и Витарр докажет, что каждый из рода Волка достоин великой этой чести.

– Слышу я все, что вы говорите, и соглашусь – сестра моя, Ренэйст, была горячо любима отцом, гордость его и наследница. При правлении ее наши земли процветали бы. Моя сестра была умна, справедлива и сильна. Отец взвалил на нее ношу, что крошечной совсем девчонке должна была быть не по плечу, но Ренэйст преодолела каждое испытание, что ей преподносили. Однако ее больше нет. Коварное зеркало Вар дало мне жестокий урок много зим назад, – он поднимает вверх беспалую свою руку; обрубки среднего и указательного пальца до сих пор черны, словно сажей измазаны. – Боги, пусть даже и мертвые, забирают лучших из нас. Мне хочется верить в то, что врата Вальхаллы распахнулись пред отважной моей сестрой, но время Ренэйст прошло. Нашим землям нужен новый достойный правитель.

Опустив руку, Витарр обводит взглядом людей, наполняющих Великий Чертог. Яростная речь поразила их, лишила дара речи, и стоит ему воспользоваться этим, пока ярлы не разразились бранью, не желая и слушать его. Коль даже прав он, из ослиного своего упрямства не пожелают они признать его правоту.

Витарру придется постараться, дабы их переубедить.

– Нет в Чертоге Зимы воина искуснее и безжалостнее, чем Хакон. В венах его бежит звериная кровь, и сталь поет в руках его, орошенная кровью врагов. Достойного мужа выбрала для себя моя сестра, и нет никого, кто скорбел бы по ней больше, чем Медведь.

Холодные голубые глаза Хакона смотрят на него с безразличным спокойствием. Он стоит подле Олафа ярла, властителя Звездного Холма, и младшего его сына Ньяла. Знает Витарр, сколь тесна была дружба между ними, да и нет человека, кто этого не знал бы. В тот миг, как и сам Витарр, Ньял словно похоронил сестру, но боль утраты не подкосила его. О нет, лишь яростнее сделала она его, и потому со всей жестокостью, что только есть в нем, желает он видеть на верховном престоле Хакона. Его выбрала Ренэйст, и Ньял уважает выбор погибшей посестры.

Ни одно слово Витарра не изменит этого решения. Звездный Холм пойдет за Хаконом.

Скрестивший руки на груди Ньял прожигает Братоубийцу суровым взглядом зеленых глаз. Положив руку на плечо рослого мужчины, он восклицает:

– Потому именно Хакон должен стать следующим конунгом! Ренэйст отдала ему свое сердце, а вместе с ним Ганнар Покоритель отдал ему Чертог Зимы! Уж если кто и достоин этого, то только он!

Слова его вновь пробуждают бурю. Ярлы стремятся перекричать друг друга, желают быть услышанными и грозят кровавой расправой каждому, кто только посмеет перебить. С осуждением смотрит Витарр на Ньяла, словно бы желающего намеренно стравить северян друг с другом. Если б не знал о тяжком его характере, полном ярости и огня, то решил бы, что так оно и есть. Вот только странным таким способом стремится Ньял доказать свою правоту, считая мнение свое истинно правым.