Дети жемчужной Медведицы - [6]

Несколько раз в день приходила Горгулья, уводила ее в столовую, заставляла спать в тихий час. Алиса капризничала, вырывалась, но в итоге сдавалась. Тихий час она не любила особенно. Сон к ней не шел, как Алиса ни старалась зажмуривать глаза. А с соседней кровати безмятежно улыбалась Нинка, и Алиса завидовала этой ее беззаботности. У Нинки не было совсем никого, а значит, и ждать ей было нечего. Завидовала и тут же жалела беспутную Нинку. Человеку обязательно нужен кто-то, кого можно ждать, пусть даже очень долго; с кем можно поделиться радостью или же, напротив, грустью. Ведь близкие для того и есть, чтобы принимать тебя любым. Так думала Алиса.

Сразу после тихого часа она бежала к Михайловичу. Сторож, завидев девочку, торопливо тушил сигарету и протягивал яблоко, точно зная – полдник та пропустила. Потом он уходил, ненадолго оставляя Алису одну. Девочка грызла яблоко и плакала, пока хозяин каптерки не возвращался. Всегда немного повеселевший, с блестящими глазами.

– Все ждешь, егоза. – Михайлович обращался с Алисой по-взрослому. Он не смеялся над ней и, кажется, одобрял. – Твой брат хороший парень, хоть и баламут, конечно.

Кто такой баламут, Алиса не знала, но на Михайловича не обижалась. Не мог он, похожий на доброго дедушку, говорить о ком-то плохо. Она кивала, едва сдерживая подступающие слезы, отдавала огрызок яблока и слушала длинные разговоры.

На восьмой день сам Михайлович, смущаясь, попросил Алису больше не приходить.

– Ты вот что, милая, не надо тебе тут со стариком дни просиживать. Если он придет, я сам тебя найду, даже не сомневайся. Мимо меня муха не пролетит.

Алиса послушалась, хоть и проплакала всю последующую ночь.

* * *

…мама гладила Алису по волосам и плакала.

– Ты обязательно поймешь меня, когда вырастешь. И я тебя не бросаю, просто с папой тебе будет лучше, поверь мне.

– Откуда ты знаешь, с кем мне будет лучше? – Алиса вцепилась в мамину руку мертвой хваткой. – Мне с вами обоими хорошо. Зачем тебе уезжать, мамочка? Пусть будет как раньше.

В комнату вошел папа, и Алиса обрадовалась его появлению. До этого он три дня не разговаривал с мамой, обижался, злился. Но когда папа заговорил, девочка поняла: ничего уже не будет как раньше.

– Светлана, такси приехало. Я помогу тебе с вещами.

Алиса почувствовала, как под ее ногами проваливается пол, а сама она летит в глубокую яму, у которой нет дна, только черное голодное нутро, похожее на пасть злобного чудовища. Она падала, а мама стояла на краю ямы и улыбалась. Алиса тянула к ней руки, но не могла ухватить даже за полы длинного пальто.

– Мама! – Собственный крик слышался словно со стороны. Алиса хотела бежать за мамой, удержать ее, остановить. Вот только ноги болтались в воздухе, а сама девочка не двигалась с места. Откуда-то издалека до нее доносился голос папы:

– Иди уже, Света, не видишь – у ребенка истерика. Сама как-нибудь с вещами справишься.

Мамин силуэт вдруг начал таять, покрываться сероватой дымкой, пока не исчез вместе с очертаниями квартиры.

Алиса достигла дна, хотя и думала, что его не существует. Она сама стала частью ямы: холодной и пустой. Сюда, на дно, не долетало ни единого звука, не проникал свет. Только постоянный холод и ноющая тоска. Зато здесь не было боли, даже она не могла пробиться на такую глубину. И когда невидимая сила потащила Алису наверх, девочка не захотела покидать уютного нутра своего убежища. Она все решила: останется в яме навсегда.

Ее все же подняли на поверхность. Выдернули из уютной темноты, не спросив согласия. Звуки набросились на Алису злобными волками: вгрызались в уши; рычали до хрипоты, срываясь то на визг, то в протяжный вой. Сквозь плотно сомкнутые веки пытались пробиться черные тени: приближаясь и отдаляясь, они кружили рядом… ждали. Чего именно ждали, Алиса не знала, она всеми силами старалась вернуться туда, откуда ее забрали. Но с каждым новым усилием все более отчетливо понимала: вернуться не получится.

Боль возвращалась постепенно, но неотвратимо, будто не могла простить бегства Алисы на дно ямы, куда ей самой вход был заказан. Боль обильно сыпала из мешка семена воспоминаний, удобряла благодатную почву непролитыми детскими слезами, получая щедрые всходы. Зеленые ростки, едва показавшись на поверхности, покрывались ядовитыми шипами, темнели и высыхали, но все же продолжали расти. Колючие плети тут же врезались под кожу: по венам с кровью тянулись к сердцу, заключая его в паутину-клетку.

Алиса выгнулась всем телом, закричала. Боль в ответ ощетинилась, зашипела, но не отступила, наоборот – стала сильнее, злее и опаснее. Чьи-то руки давили Алисе на грудь, вжимая ее в жесткий матрас, казавшийся после пребывания в «яме» пушистым облаком.

– Мама. – Язык двигался во рту куском наждачной бумаги. – Где мама?

– Тише, милая, – голос был незнакомым, и Алиса испытала нарастающую панику.

– Больно.

– Потерпи, скоро все пройдет. – На лоб легла прохладная рука. Алиса почувствовала, как снова проваливается в яму.

На этот раз дна удалось достичь быстрее, но больше не было спасительной темноты: из трещин в стенах лился едва различимый свет, а тишина не казалась абсолютной.