Дети заката - [2]

Шрифт
Интервал

Когда Леший из армии пришел, то не просто всякую молву не развеял, а еще и больше туману напустил. А сказал он, будто нет в земле ни отца его, ни матери, а если не верите, можете глянуть, что под крестами на кладбище лежит. А поскольку народ был суеверный и достаточно боязливый, смотреть никто не осмелился, но и на слово Лешему не поверили.

Сказали, у него контузия, заработанная в армии, опасно с ним спорить.

Может, врали, но только после этого на всякий случай замолчал народ. А, несмотря на все, Леший прошел все комиссии по нормам летчиков и отработал парашютистом-пожарным. И контузия его куда-то девалась.

— Чумные они какие-то все, лешаки, — заключил шурин Лешего.

Стёпа Рыжов посмотрел на проплывающую тайгу, по горизонту затянутую дымкой.

— Эх, красота-то у наших краёв какая! — вдруг мечтательно проговорил он. — Чем тебе не Швейцария? А?

— Да, курорт, мать его… — Шурин глянул на лежащего Дмитрия. — Может, встанет на ноги: здоровый лось. И молодой ещё… Порода-то лешачья…

* * *

И спустилась ночь на землю, тёмная, непроглядная… И жизнь, как пламя свечи под ветром, колышется, бьётся. Чуть посильнее ветер, и погаснет этот последний огонь, последний свет, погибнет во тьме, оторвавшись от фитиля.

И запахнет воском чадящий тёмный огарок, и комната наполнится запахом воска и ладана. И зажгут новые, но уже другие свечи — в изголовье.

Нет, надо удержать это пламя! Пока есть его тепло, кровь бежит по жилам, и хоть медленно, но ещё стучит сердце, и трепещет на холодном ветру этот небольшой лоскут живого огня.

Но вот тьма рассеялась, и земля, на которой он лежал, стала другой, не такой, как прежде, — яркой, сочной, блистающей, словно в весенний солнечный день после ливня. И тело сделалось воздушным, зрение всеохватывающим: всё, что за спиной, и то видно, да так далеко во все стороны, что дух замирает и голова кругом. Без привычки, так чудно…

Но почему его несут какие-то люди? И куда? И отчего все время застилают свет спинами, головами?

Наконец-то пропали люди, перед глазами уже другая картина. Видит себя Дмитрий в обласе посреди широкой реки с чёрной водой, видит себя внизу. Будто двое их: один в небе парит, а второй в обласе веслом еле-еле шевелит. А над ним птица огромная кружит с ликом женщины, кружит и закручивает всё вокруг.

— Ты Ведея?

— А кто это Ведея? — спрашивает птица.

— Моя Берегиня!

— Нет, я другая птица.

— Какая же? Никогда не видел…

— Вещая, — отвечает. — А имя мне — Гамаюн.

— Чудно! В детстве слышал… А ты где? На земле живешь или на небе?

— В тебе живу. Гнездо свила. А ты что, свою Ведею ждешь?

— Лучше улетай, — посоветовал он. — А то утонешь вместе со мной.

Облас тянет в воронку, которую начинает закручивать течение, ударившись о синюю, как камень, глиняную стену крутояра. И будто с каждым витком, плавным и незатейливым, без шума и всплесков проходят круги жизни. Только не той, что была, а новой, неизвестной ему доселе, которую он никогда не проживал, но перемешанной с кусками из его прежней жизни, которую он знал и которой дорожил.

Всё смешалось в огромной воронке. Надо бы выгребать, вроде и силы есть, а так приятно кружиться…

Опустил руки Дмитрий, положил на тонкие борта весло, блестевшее на солнце, и сам будто застыл, песню вещей птицы Гамаюн слушает.

А ни слова не понять, стрекочет, словно кедровка.

— Такие песни я давно слышу…

В небе рядом с птицей ещё один Леший кружится, только худой какой-то, бесплотный, что ли, как из марли сшит. Осматривает огромные зелёные поляны, обрамлённые лесом, где много людей, незнакомых и непонятных для него, и слышит голоса и песни, смех и плач, и еще будто женщины ругаются и какие-то старухи молятся. Будто всё соединилось на земле в одночасье: горе и радость, смерть и жизнь — и разноголосой, разноцветной стаей вспорхнули в почерневшее небо все слова.

Оказывается, даже слова не исчезают бесследно, а поднимаются вверх и там сбиваются во что-то похожее на пчелиный рой.

Над рекою же собираются туманы, и они тоже подобны водовороту: летят вслед за обласом, образуя спираль. И закручивается эта спираль, как пружина часового механизма. И, если пошевелить веслом, можно пробиться сквозь неё, оказавшись совершенно в другом, марлевом мире — то ли в прошлом, обветшавшем, то ли в будущем, не менее призрачном.

А настоящего нет! Только не надо грести, чтобы и остатки того, что видится, не спугнуть.

Но уже ничего не зависит от Лешего. Ветер от крыльев птицы перемешивает спираль и весь этот призрачный, марлевый, как медицинский бинт, мир. И уже нельзя понять, в каком времени находится облас. Над водой летят брызги, но не водяные, а будто это брызгают и пенятся так слова и мысли.

Всё втягивает, словно магнитом, этот водоворот…

А там, в пучине, видно, и есть та самая грань, которая лежит между жизнью и смертью. Никто об этом не знает, а когда узнаёт, то никому уже не скажет. Потому как нет обратной дороги назад, и только по воле Всевышнего может отторгнуть тебя пучина или оставить навсегда…

Но тому, кто возвращается вновь и рассказывает о том, что с ним было, люди не верят, считая это бредом больного разума…


Белая палата. Капельницы и провода. Мониторы. Неяркий свет через окно…


Рекомендуем почитать
Танг

Волею судьбы Раснодри Солдроу вынужден примерить на себя личину танга, древнего борца с монстрами, презираемого всеми. Он вынужден самостоятельно постигать мастерство своего нового ремесла, ибо тангов уже давно никто не видел. И хоть в их отсутствие все научились бороться с монстрами подручными средствами, необходимости в тангах никто не отменял. Цепь случайностей проводит Раснодри сквозь опасные приключения, заставляет добыть древний магический артефакт, убить могущественного монстра, побывать в потустороннем мире и защитить столицу Давурской Империи от армии оживших мертвецов.


Порочный Избранник

На что способен простой парень с Земли, оказавшись в другом мире, погрязшем в древней, кажущейся нескончаемой войне? Отважится ли он на борьбу ради спасения мироздания или отступит, понимая, что мал и ничтожен в этом огромном мире?


Натрезим 2

Вторая книга о попаданце в натрезима.


Проклятие принцессы

Двенадцать принцесс страдают от таинственного — и абсолютно глупого — проклятия. Любой, кто положит ему конец, получит награду. Ревека — умная, но недостаточно почтительная ученица знахаря, тоже хочет получить вознаграждение. Но её расследования раскрывают глубинные тайны и ставят девочку перед непростым выбором: сможет ли она разрушить заклятие, если опасности подвергается её собственная душа?


Следы на воде

Фрэнк сын богатого торговца. Он рожден в мире, который не знает пороха и еще помнит отголоски древней магии. Давно отгремели великие войны, и теперь такие разные разумные расы пытаются жить в мире. Ему унаследовавшему огромное состояние, нет нужды бороться за хлеб, и даже свое место под солнцем. Он молод, многое знает и трезво смотрит на мир. Он уже не верит в чудеса, а старые мудрые маги кажутся ему лишь очередной уловкой власти. Только логика, причинно следственные связи, прибыли и выгода правят миром и стоят выше и холодной гордости эльфов, и доблести рыцарей, и веры кардиналов.


Посредник. Противостояние

После череды загадочных событий четырнадцатилетний Глеб попадает во Внутренний мир — место, где до сих пор существует магия, а наделенные сверхчеловеческой силой рыцари бороздят просторы королевств. Появление гостя не проходит незамеченным: мальчика принимают за посредника — легендарного посланника, отвечающего за связь между мирами. Со времен последнего посредника минуло более тысячи лет, и Глеб — первый человек, которому удалось попасть во Внутренний мир. И все бы ничего, вот только по преданию, посредник еще и наделен огромной магической силой… Так ли прост главный герой? Проснутся ли в подростке приписываемые ему магические навыки, и что он будет делать, когда окажется втянут в придворные и межгосударственные разборки? В любом случае, нужно торопиться — враги не сидят на месте, а между королевствами бушует беспощадная война, грозящая уничтожить все сущее, и лишь авторитету посредника и его силе по плечу остановить неумолимо надвигающуюся катастрофу.