Дети Владимировской набережной (сборник) - [62]

– Начальники! Успенский! Большаков! Я спасу вашу плотину, а то кану с ней на дно!

Его оттеснил, желая говорить, Топчиев из восьмого отделения.

– Я сижу на Северном шлюзе, на границе меж трудом и капиталом. Я вижу на сорокском рейде корабли капитала, приплывшие к нам за лесом. Их агенты стоят на мостике и смеются: «Вы убежите!» А их матросы и кочегары смотрят на нас и кричат: «Ребята, вам нельзя бежать!»

Ударника Толмачева сменил Минаев из коллектива «Красная трасса».

– Пусть водоразделу мы выделим лучших ударников. Пусть все другие бригады тоже выделят и шлют.

– Хватит! Работать будем, а не болтать! Моя смена даст норму и покажет, кто на что способен! Своим ударным трудом, перековкой! – взял наконец слово ударный начсмен каналоармеец. Кужжеев.

Народ, сидящий в зале, дружно поддержал. Участники слета обратились ко всем строителям с призывом:

– Каждому отделению прислать на водораздел в боевую фалангу по 250 человек.

Этим и решили, дружно выдвинув резолюцию слета.

А в подвалах Лубянки в эти дни шел допрос арестованного по 58 контрреволюционной статье заключенного Флоренского. Он упорно отрицал свою причастность к какой-либо враждебной организации, а следователь Максимов ему деликатно говорил:

– Нам известно, что вы не состоите ни в какой организации и не ведете агитации, но на вас в случае чего могут ориентироваться враждебные Советской власти люди, что вы не устоите, если вам будет предложено выступить против Советской власти. Вот почему мы вынуждены вас арестовать, ведется политика профилактического характера. Мы не можем так поступать, как поступало царское правительство, которое показывало на совершившееся преступление, нет, предотвращать должны, а то как же так – ждать, пока кто-либо совершит преступление, тогда его и наказывать? Нет, так дело не пойдет, надо в зародыше пресекать преступление, тогда будет порочное дело.

* * *

По пришествии двух дней прибыл новый этап с Украины в количестве двухсот пятидесяти человек. Их распределили по участку. Сразу по прибытию им бригадир выдал ломы и отправил этап новичков на штурм. Теплая одежда отсутствовала, для южных жителей это губительное обстоятельство, наводило на мысль, что злая жестокая зима своим холодом погубит их. Поставив в колонну заключенных, бригадиры вывели за проволоку, отведя наместо, оставили без конвоя. Сильный холод суровой вьюжной морозной зимы сковывал штурмовавший водораздел народ. На трассе дул проницающий холодный ветер, уносивший остаток сил. Земля из снежного покрова превратилась в сущий бетон, обмотки прохудились, ноги занемели на пальцах, мускулы рук ослабли. Жидковатые бушлаты продувало насквозь. После короткого наставления начальником Успенским этап бросили на штурм водораздела, в глубину котлована.

Крики: «Давай, давай, давай! Давай! – громкой бесконечной погонялкой на холод сваливал заключенных с ног.

– И-и-и, раз. И-и-и, два! – кричали бурильщики, работая зубилом, махая молотком, забивая зубило глубже, а погоняло кричало:

– Давай!

– Эй, а у тебя что с нормой? Опять не справился, а ну, пойдем, отойдем в сторону! Иди сюда, иди. Саботируешь, что ли? Повторно! Ты арестован, следуй за мной! – крикнул на молодого светловолосого паренька-бурильщика нормировщик Коваленко, выдернул из общей массы бурильщика в сторону, передал паренька стрелку с винтовкой, стрелок отвел паренька в лес, в лесу прозвучал выстрел.

– И-и-и, раз. И-и-и, два! – снова кричалось, повторялось еще, бесконечно. По карьеру ходили, держа в руках тачки, люди, крутились, как в муравейнике, нагруженные туда большими камнями повозки. И дальше кричалось. – Давай!

Бурля в землю, били. Примершая земля превратилась в бетон, смешалась с галькой и валунами. Сил больше не было, силы были на исходе, работа не прекращалась. Им казалось, такой ад будет бесконечно, бей хоть ломом, вгрызайся в мерзлоту земли, но два куба в норму за день не вытянешь.

– Два куба норма, два куба, давай! – кричалось на холоде по ветру.

Вблизи начался грохот, грохотал аммонал. На трасе дул пронизывающий морозный ветер, валил южный народ с ног. Ночью смена кончилась.

Спали прямо на трассе, валились с ног, прямо в котловане прислоняясь спиной друг к другу, прячась под стоящие на земле тачки. Так и спали в почти полярную ночь. Слабые не вставали, умирали на снегу. Тела их грузили в телегу, на конной тяге забирали утром. На места умерших становились другие Подходившие сюда тачечники вывозили груженый камень. Приезжали за новым. В конце следующей смены ночью в глухую темень приедут снова за теми, кто не сможет уйти. И снова вперед на штурм водораздела, вперед! И вновь грохочет на трассе аммонал! Падала вниз земляная стена, валились на головы людей каменный глыбы. Они расшибли их всмятку. Но штурм продолжался. Не справившихся отводили в сторону, отдавали под суд, а то расстреливали в лесу, на месте проведя суд и следствие. Сколько их полегло на канале – десятки, сотни тысяч, никто не знает и никогда не узнает.

* * *

26 марта 1933 года, в самый разгар наступления в кабинете у оперкомиссара, помощника начальника Управления ББЛАГа Гарнича записывал явку с повинной вызванный сюда на покаяние первым допросом священник Повенецкой церкви, отец Михаил, в миру Рыбаловлев.