Дети Владимировской набережной (сборник) - [13]

Шрифт
Интервал

Эмиль бежал впереди, ведя одну лошадь за уздечку, гоня за собой остальных.

Валден гнал лошадь с хвоста, проходя вброд обмелевшею реку, у самого берега выстрел белофинской пули со спины догнал его насмерть.

Три часа боя, Сашка Меркушев с отрядом на конях ворвались в Матросы Пряжи сабельным боем прогнали белофиннов из деревни. Эмиль Тойкка, достал из печи не тронутую белофиннами пшеничную кашу. Поев из котелков горячей и отдохнув, конный отряд Сашки Меркушева снова ворвался в Пряжу. Занял деревню, прогнав финнов на Сямозеро.

Василий Чуйков

В июле 1918 года юный командир Кирилка Мерецков взял в свой отряд на подавление вооруженного восстания крестьян в Муромских лесах Игоря Титова. Выжигая коленным железом контрреволюцию, юноша принял в свой в жизни боевое крещение. Побывав в Сергаче, Арзамасе, поведав воды Теши, отряд двигался по нижегородским степям, откуда Игорь не имел даже возможности заехать на родину отца в Иванцево. Подавив выступление восставших, их отряд включили в состав 5 Красной армии под командованием командарма Славина, без отдыха бросили в бой под Канаш, на войну с белочехами.

Входя в боевую группу около 2 тысяч пехотинцев и человек 250 конников с девятью орудиями и одним бронепоездом, ребята повоевали отменно. Повоевав на Канате, полк был переброшен на север к Свияжску, оттуда решительным ударом отбросили врага к самой Казани. Тогда Кирилка Мерецков гордился, что их отряд вошел в 227-й Владимирский полк, которым командовал бывший унтер-офицер Кузнецов. Партийный комитет полка возглавлял коммунист Наумов.

Полк подошел в наступление к стенам Казани. Ребята готовились к штурму города. В глухих лесах на правом фланге им предстояло достойно встретить боевую офицерскую бригаду Капепеля. В боях под Свияжском Игорю Титову довелось встретиться с приехавшим на фронт в составе агитгруппы пролетарским поэтом Демьяном Бедным.

Гудит, ревет аэроплан,
Летят листки с аэроплана,
Пусть вниз спадет,
Как звон набата!

Близка расплата! – слышалась перед наступлением грозна чтившая речь пролетарского поэта. Бойцы дружно аплодировали, радовался товарищ Мерецков, а вот товарищ Титов твердо себе сказал: я не романтик, в слоге стиха ничего не понимаю.

– Люблю по-реальному воевать, а не болтовней языком, – сказал Игорь Кирилки и побрел чистить винтовку, удаляясь прочь с концерта.

Потом кончилась передышка, начались бои. Позже, став маршалом, Кирилка Мерецков расскажет:

– Под Казанью я впервые узнал, что такое обстрел тяжелыми снарядами. Над тобой непрерывно гудит и свистит. Взлетают фонтаны земли и осколков. Бойцы все время кланяются, припадают к земле и отрываются от нее очень неохотно. Каждый стремится найти укрытие и только потом, чувствуя себя в относительной безопасности, начинает оглядываться по сторонам. Особенно болезненно воспринимали отдельные красноармейцы налеты аэропланов. Большинство видело их впервые в жизни. Сбросит бомбу аэроплан где-то за полверсты, глядишь, а цепочка бойцов дрогнула, некоторые поворачивают назад. Двое-трое слабонервных пускались в бегство, лишь заслышав рокот моторов. Другие старались не подавать виду. Так же реагировали сначала на налеты и наши соседи слева и справа – Оршанский и Невельский полки.

Но Игорю это уже было не впервой. Не дождавшись решительного штурма города в первых числах сентября, он попросился у командования перевестись во вторую армию, в корпус товарища Гая, где воевал его родственник на должности командира роты – Витька Филин. А Кирюху Мерецкова ранило на глазах у Титова, когда Игорь принимал в составе 227-го Владимирского полка последний и решительный бой. Позже на финской они не признают друг друга, когда судьба их сведет снова, что они воевали на той далекой гражданской вместе. А потом будущий маршал вспомнит.

К сожалению, недолго пришлось мне шагать рядом с новым другом. В начале сентября перешли мы в наступление. Офицерские батальоны открыли сильный огонь, длинными очередями строчили их пулеметы. Нелегко было поднимать бойцов в атаку. Тогда Говорков встал впереди отряда в полный рост, сзади себя поставил меня и знаменосца. Ребята запели «Вихри враждебные веют над нами…», и отряд рванулся на врага. Не прошли мы и нескольких шагов, как Говорков покачнулся. Я бросился к нему. У него из виска сочилась кровь. Не успел я послать за санитарами, как он скончался.

А огонь врага все сильнее. Что делать? Отступать? Зарываться в землю? Идти дальше? Бойцы смотрят на меня, кое-кто уже ложится. Я закричал и побежал к железнодорожной насыпи. Оглянулся – все бегут за мной, вроде бы, никто не отстает. У насыпи залегли. Подползли ко мне ротные, спрашивают: «Товарищ комиссар, окапываться, или мы тут ненадолго?» Я оглянулся как бы по инерции, но Говоркова уже не увидел. Медлить в тот момент было нельзя. Вспомнив уроки Говоркова, поставил ротным задачу, затем сказал: «Как встану – вот и сигнал. Атакуем дальше!»

Огонь стих. Только мы поднялись – видим, навстречу бегут золотопогонники со штыками наперевес: рты раскрыты, а крика из-за стрельбы не слышно. Сцепились врукопашную. Я расстрелял всю обойму во вражеских пулеметчиков.


Рекомендуем почитать
Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.