Дети века - [78]

— О нет! Я хотел только спросить о… Скальских, но это не к спеху. Далеко вы были?

Валек покраснел.

— Ездил к приятелю в Божью Вольку.

Молча Вальтер измерял его взором. Здесь надо прибавить, что неосмотрительный Лузинский, который спрятал было кольцо, подаренное ему графиней Изой, по выезде из Божьей Вольки опять надел его себе на палец, а так как он не всегда имел привычку носить перчатки, то Вальтер и заметил новое украшение. Этого довольно было для проницательного человека; он устремил взор на Лузинского, побледнел, сжал губы; у него блеснули глаза, но в миг он принял прежнее выражение.

— Вы вышли на прогулку? — спросил он равнодушно.

— Шел к вам.

— В таком случае пойдем ко мне.

Они шли молча. Доктор был задумчив и грустен.

— Что же, весело было в деревне? — спросил он.

— Да, но я не люблю шумных сборищ, и потому возвратился.

— Значит, в Божьей Вольке шумно?

— Она известна в этом отношении.

— Это, кажется, недалеко от Турова? — спросил Вальтер, устремив взор на собеседника.

— Граничит с Туровым.

— Так, припоминаю, граничит, я бывал в той местности. Видели кого-нибудь из Турова?

Валек не хотел лгать, но и не располагал признаваться, а потому кивнул молча головой.

— Странных вещей я наслушался здесь об этом Турове и от доктора Милиуса, и от других, — сказал Вальтер. — Странное, несчастное семейство.

— Правда, — проговорил Лузинский.

— Есть что-то фатальное для иных домов и семейств: из поколения в поколение переходит наследство несчастий, грехов, заблуждений, пока наконец какая-нибудь случайность совсем разрушит развалины.

— Относительно Туровских, по моему мнению, дело еще может поправиться. Графский сын, конечно, не подает надежды на возрождение, но есть две дочери от первого брака.

— Знаю, знаю всю эту историю, — прервал Вальтер, — две немолодые уже панны, которых всю жизнь питали желчью, уксусом, полынью, мучили, притесняли до того, что, вероятно, превратили их в самые несчастные существа, которым свет представляется адом или лужей. Есть товарищи мои, доктора, — продолжал Вальтер, — которые делают опыты над животными, кормят их полгода какой-нибудь нездоровой пищей, чтоб потом умертвить, убедиться, какое она произвела в этих несчастных существах опустошение. Панны эти напоминают мне кроликов, к корму которых примешивали индиго, для того чтоб кости их сделались голубыми. Что они будут делать, вскормленные ненавистью, изнывшие в неволе, когда смерть отца разобьет эти оковы?

Вальтер горько улыбнулся.

— Но, — прибавил он, — я не завидую тем счастливцам, которым бедные эти существа достанутся в подруги жизни…

— Но, позвольте, — прервал с неудовольствием Валек, — ведь неизвестно, как индиго отзывается на кроликах; а ежели притеснение и несправедливость не улучшают человека, но делают его более снисходительным, более склонным к любви?

— Напротив, молодой человек, мы очень хорошо знаем, какое действие производит краска, и как влияет подобное воспитание. И я заранее сожалею о судьбе людей, которые женятся на графинях Туровских, а в особенности, если последние выберут людей не из своей сферы.

Разговор начинал быть занимательным и вместе раздражительным. Лузинский замолчал, Вальтер продолжал с горячностью:

— Да, это пролог трагедии; там не может быть ни счастья, ни спокойствия. Если б даже панны иначе были воспитаны, то есть одно правило, которое мало допускает исключений. Счастья нужно искать в своей сфере, а никогда ни выше, ни ниже. Человек исполняется минутной страстью, кажущейся симпатией, но жизнь неумолима, долга и совсем не так проста, как кажется. Есть в ней усложнения, вопросы, узлы, при которых выходят наружу и вызывают на борьбу различие понятий, характеров, привычек. Борьба эта непременно отравит жизнь. Необходимо быть чрезмерно дерзким, чтоб броситься в водоворот, в котором прежде погибло уже столько пловцов.

Лузинский не знал, что отвечать, боялся даже защищать собственное положение, чтоб не выдать тайны.

— К несчастью, — сказал Вальтер грустно, — истина, добытая опытом, почти не существует для молодежи, не искушенной жизнью. Они видят опасность и смеются над нею, а иногда она их даже притягивает. Каждому кажется, что случившееся с предшественниками должно миновать его одного, как избранника. Так погибает мотылек на свечке.

Наконец собеседники подошли к дому Вальтера, и радушный хозяин пригласил к себе молодого спутника.

— Вы возвратились из своей поездки печальный и как бы не в своей тарелке, — сказал он. — В Божьей Вольке бывает игра. Не поддались ли вы этой страсти?

— О нет, — отвечал Валек, — я не играл и не играю, возвратился в таком же расположении, в каком выехал отсюда.

— Извините, что вас выпытываю. Я одинок, без семейства, чувствую всегда потребность к кому-нибудь привязаться, наскучить под предлогом, что ему помогаю. Как медику, мне понятно то расположение, в каком вы теперь находитесь. Вы или влюблены, или жаждете влюбиться и думаете о женитьбе.

— Я? — воскликнул Валек.

— Не отговаривайтесь, — продолжал Вальтер с улыбкой. — Может быть, вы сами еще того не знаете. В подобном критическом расположении возбуждает сильное чувство первая встречная женщина. В таком случае женитесь, но только не безумным образом.