Дети Третьего рейха - [6]

. И, конечно, так я поступаю далеко не всегда. Но тут вдруг мне захотелось сказать вслух – «он мой дядя». В конце концов, это ведь правда. И, кстати, двое туристов, отбившись от той, ушедшей группы, всё-таки вернулись и сфотографировались со мной – я дала им программки, потому что через час-полтора должен был начаться концерт хора, в котором пел мой сын. Они попросили еще и подписать им эти программки и сказали, что вернутся сюда на концерт, намекнув, что некоторые другие туристы из их группы тоже будут не против послушать пение родственника Германа Геринга.

Не думайте, эти люди не нацисты! Им было интересно столкнуться с родственницей такой крупной исторической фигуры, как мой дядя».

Элизабет, мне это стало очевидно, умеет торговать собой, знает, чего хочет, может хорошо рассказывать о себе и семье – не общими словами, а выдавая конкретные истории, прибавьте к этому факт, что её сын поет (что само по себе замечательно для картинки документального фильма). В общем, племянница Геринга мне не просто подходит. Она нужна. Проблема в том, что дама торгуется не хуже, чем пишет письма: выставить счет в 3000 евро за три дня съемок – это неслабо, а сниматься меньше трех дней Элизабет не хочет, честно мотивируя свое решение тем, что нужно заработать денег. Но 3000 евро по меркам Лимы… Да что она там, фазенду за мой счет купить решила?!

Понимая, что встреча с Элизабет влетит мне в копейку, я, однако, не спешила обрывать переписку. Более того, сама Элизабет уже любезно обозначила сроки, в которые готова меня принять. Очертания Лимы становились всё четче на моем горизонте – приближалось и время, когда я должна была дать племяннице рейхсмаршала окончательный ответ.

Риск был высок. Дело в том, что когда ты работаешь по заказу канала, но вне его, то все риски ложатся на тебя и никто ничего не может гарантировать. Даже того, окажется ли эта Элизабет настоящей Геринг или нет. Не передумает ли она сниматься, как только ты сойдешь с трапа самолета. Не отключит ли все телефоны. Не заболеет ли. Не взорвут ли там чего… К тому же знакомых в Лиме у меня нет, а после того как накрыли Медильинский наркокартель в Колумбии, Перу заняло почетное первое место в мире по производству наркотиков, и потому непонятно, кого я повстречаю на своем долгом пути к Элизабет Геринг.

Перед глазами всплыла картина, как я окровавленными кулаками долблю в ворота российского посольства с воплями «спасите!», и мне, разумеется, не открывают. А дальше – в лучшем случае я становлюсь наложницей сто двадцать пятого помощника главы наркомафии, который по совместительству подрабатывает уборщиком у Элизабет, ее сына и некоего де ла Кадена. По воскресеньям мы с уборщиком вместе надраиваем пол для госпожи Геринг и на испанском отвечаем на звонки любопытных девушек из России, которые хотят снять документальный фильм о детях и родственниках высокопоставленных нацистов Третьего рейха…

В письме, адресованном Элизабет Геринг, я написала одну лишь фразу: «Я согласна». И сразу шлепнула по кнопке «отправить». Чтобы не оставить себе шанса передумать.

«Я Вам предлагаю вот что, – гласило очередное письмо Геринг, – прилетайте в Лиму так, чтобы мы могли отработать со вторника по четверг, а в пятницу я Вас отправлю на Мачу-Пикчу! Вы просто должны побывать там (я еще не упоминала о том, как часто родственники Геринга употребляют глаголы долженствования?). Не спорьте и не упирайтесь – это обойдется не слишком дорого: раз уж Вы летите ко мне, на другой край земли, будьте любезны приложить некоторые усилия и не упустить то, чего никогда в жизни больше не увидите! Что касается графика моей жизни, то Вам также не следует волноваться: в восемь утра я уже на ногах, так что съемки можем начинать рано утром и заканчивать хоть к ночи! А с утра я гуляю по парку и кормлю белок, а иногда закупаю рыбу и еду на пляж кормить птичек. Путь к сердцу всего живого лежит через желудок – и только!»

Слова, достойные племянницы толстяка Геринга. Интересно, как она выглядит? Воображение рисовало худосочную расчетливую даму, которая, ко всему прочему, будет мною руководить и помыкать. Мне нравится заранее сочинять героев – тем интереснее становится, когда ты знакомишься с ними вживую. Иногда придуманный тобою образ разительно отличается от того человека, которого встречаешь после писем и звонков. И очень расстраивает, если внутреннее наполнение человека, который заочно казался тебе чрезвычайно интересным, оказывается всего лишь трухой: у него не блестят глаза, он говорит медленно и занудно, норовит обидеться на оператора, у которого заела техника во время интервью, – в общем, оказывается тем, с кем тебе не просто скучно, а скучно невыносимо, и зритель/читатель это неминуемо ощутит.

– Я лечу в Лиму, – сообщила я Сергею Браверману после месяца раздумий.

– Да? – Он ненадолго задумался. – И как тебя ждать?

– В смысле когда?

– Нет, в смысле – в каком виде? По кусочкам? Или ты вообще не планируешь возвращаться?

– С чего ты взял? – В моем голосе отчетливо прозвенела неуверенность, а я-то думала, что ее удастся скрыть. Разумеется, сомнения мои никуда не исчезли.