Дети Третьего рейха - [212]

Меня окружали полки и шкафы с книжными корешками всех возможных фактур и оттенков, выстроенными в определенном порядке, отобранными тематически и кое-где даже расставленными исходя из цветовой гаммы. Это были не книги – солдаты на смотре, стоящие навытяжку перед своим генералом, который с немецкой, даже несколько гипертрофированной педантичностью, подойдя к одной из них, чуть нахмурившись, вдавил ее внутрь подушечкой указательного пальца – на полсантиметра.

Морщинка, возникшая было на его лбу, тут же разгладилась: хаос, которого я так и не успела заметить, уступил место порядку.

– Здесь – вся военная литература, которую я издал. Хозяин дома выдержал паузу и даже несколько посторонился, чтобы я могла окинуть взором огромные белые шкафы, подпиравшие потолок.

Выглядело внушительно, ничего не скажешь.

– Соседний шкаф – полностью про Сопротивление. Можно сказать, мое издательство по-настоящему началось с того, что я начал издавать литературу про антигитлеровскую оппозицию. Долгое время я специализировался на ней – это принципиально важно для меня.

Интерес Клауса к Сопротивлению не случаен: он признался, что книги на эту тему не приносили большого дохода его бизнесу. Получалось, что это какая-то очень личная его фронда, своеобразный привет Третьему рейху, Гитлеру и покойному отцу. Отцу, который, согласно последней воле Гитлера, оформленной в завещание, занял-таки место своего ненавистного начальника Альберта Шпеера – дожал, выгрыз, заполучил должность, став министром на руинах гитлеровской Германии, сыпящейся в последний день апреля 1945 года обломками арматуры зданий и железными орлами, срывающимися с фасадов рейхсканцелярии и министерств и судорожно сжимающими в лапах венки со свастиками. Министром такой Германии, еще называвшей себя Третьим рейхом, не осознававшей пока, что она уже обезглавлена самоубийством Гитлера, отец Клауса пробыл всего три дня. Он даже не знал, что в эти минуты, когда апрель сменился маем, его мечта долгих лет осуществилась. Сквозь грохот отнюдь не торжественных залпов он слышал свою шумную одышку – тяжелое, сбивчивое дыхание толстого человека, знающего наверняка лишь одно: нужно бежать, не оглядываясь…

Старший сын Карла-Отто Заура, Клаус, 1941 года рождения, живет в Пуллахе – очень престижном районе Мюнхена. Дом его, отделанный очень строго, но с большим вкусом, я заметила сразу. Окутанный ровным, блестящим на солнце забором из железных прутьев, он находится чуть в глубине: спереди, вдоль забора, растут аккуратно подрезанные кусты, из ровной зелени которых не выбивается и листочка, и деревья, постриженные в виде объемных геометрических фигур. К массивной входной двери дома, белой, в цвет стен и инкрустированной по бокам цветным стеклом, ведет прямая заасфальтированная дорожка. Прямо над дверью – по центру второго этажа – балкон с белой решеткой, над которым нависают края огромной темно-коричневой черепичной крыши, что в высоту не меньше, чем два расположенных под нею этажа. В тон крыши подобраны все оконные рамы.

Клаус Заур – состоятельный человек и действительно очень крупный издатель. Не понимая ничего в его бизнесе, я подумала о том, что многие издательства переживают не лучшие времена в связи с появлением электронных книг и медленной утратой интереса к чтению вообще. Впрочем, наверное, в Германии ситуация обстоит несколько лучше, чем где-либо: немцы испытывают странную привязанность к бумаге – разного рода открыточкам, рождественским картонкам, которыми обожают украшать елки, закладочкам, блокнотикам всех видов и наименований. Надеюсь, книги не исключение.

Входная дверь отворилась, и на пороге дома возник Клаус Герхард Заур. Долговязый, почти под два метра ростом, поджарый, с серо-голубыми глазами и тонкими губами, по привычке сжимающимися в вежливую отстраненную улыбку, присущую большим европейским начальникам, Клаус Заур был в бежевом костюме с расстегнутым пиджаком, под которым виднелась рубашка, даже несколько раздражающая своей белизной, и красный галстук. Он казался несколько несуразным и угловатым – и в то же время невероятно собранным и четким, как шестеренка в механизме хороших швейцарских часов, что сверкали на его левой руке.

Вежливо и обстоятельно поздоровавшись со мной и группой и крепко пожав нам руки, Клаус пригласил нас пройти внутрь. Помимо двух, а фактически трех этажей, у Заура есть и подвал – тоже целый подземный этаж, куда ведет лестница с деревянной балюстрадой. Внутри дом Заура похож больше на офис, чем на жилое пространство, всё вокруг подчинено не уюту, а функции: большая площадь первого этажа ничем не загромождена, лишь по периметру ее стоят узкие книжные шкафы и полки. Всё продумано и соотнесено друг с другом – столики, пуфы, удобные кресла…

Заур перемещался в пространстве с безумной скоростью – нет, он не бегал. Он ходил – быстро, несколько истерично размахивая длинными руками. Слова же он, напротив, произносил медленно, артикулированно, четко проговаривая каждую букву, – так, словно взвешивал их количество на весах, отбраковывая по ходу мысли всё, что казалось ему лишним.