Дети рижского Дракулы - [26]

Тихо подкравшись, Соня глянула за стеллаж: отец дремал в кресле у столика с включенной лампой под темным абажуром, на коленях его лежал раскрытый «Дон Кихот», за спиной расправила крылья монстера. Услышав звон входного колокольчика, он тотчас же выпрямился, подхватил соскальзывающую книгу, принялся протирать глаза под очками.

– Доброе утро, папенька, – шепнула Соня, нырнув между стеллажами, чтобы отец не успел разглядеть ее ужасного вида, и умчалась наверх.

В спальне Соня заперлась изнутри на ключ и привалилась к двери. В маленьком государстве барышни Каплан всегда царил беспорядок. Кровать с прикроватной тумбой, заваленной книгами, комод, на котором вместо щеток и шкатулок тоже возвышались тома и фолианты, ярко иллюстрировали явление беспощадной энтропии. Стену оживляло единственное украшение – скрипка с перетянутыми для левой руки струнами, висевшая над изголовьем, как распятие, – тяжелое напоминание о брошенных в третьем классе уроках музыки. Соня была левшой и так и не смогла добиться в игре на инструменте успехов. В небольшое полукруглое окно лились янтарные лучи утреннего света, высвечивая армию пылинок, устремившихся от фрамуги к стопкам покоившихся прямо на полу книг. За стеклом укоризненно качали ветвями зеленые акации.

Быстро зашторив окно, Соня сунула дневник в портфель и скинула грязную форму, припрятав ее под зимним пальто, давно грустившим на углу комода в обществе собрания сочинений Сервантеса на испанском, который Соня не знала, но, бывало, истязала перед сном. Оставив на себе дневную сорочку, панталоны и гольфы, к ужасу, вспомнила, что по словесности задали сочинение по Островскому, по алгебре какие-то задачи, а еще надо было зайти к Екатерине Васильевне, учительнице по географии, и ответить прошлый урок.

Так, прямо в панталонах, уселась на кровать, разложив вокруг себя учебники, а под тетрадь сунув красочное издание «Необыкновенные путешествия», включавшее кучу романов Жюля Верна. Через час сочинение было написано, сразу набело с одной помаркой (а, пусть, большего не успеть!), задачки решены, урок по географии повторен.

Потом из комода были вынуты старая штопаная форма и второй черный фартук, подаренный тетей Алисой, но ни разу не надеванный. Соня застегнула все крючки, собрала волосы в корзинку на затылке, пригладила выпавшие волоски у шеи.

Завернув в кухню, она поморщилась, с неодобрением покачала головой, окинув взглядом стол, что вчера накрыла к ужину, – все стояло так, как она оставила. Ветчина и сыр заветрелись, хлеб подсох, язык испортился и издавал запах, будто в кухне травили мышей. Судя по всему, и матери не было ночью. Та должна была к концу мая сдать одной купчихе три платья непростой работы.

Вниз Соня спускалась, уже размышляя над тем, какими изданиями или каталогами можно прикрыть внезапное желание посетить развалины замка Кокенгаузен, где обитала таинственная мисс Тобин, если ее заказ не был еще собран.

– Как поживает Настасья Даниловна? Ты хорошо добралась? Надеюсь, не ждала конки? – Отец нетерпеливо поджидал ее у самой лестницы. – Я всегда прошу тебя, потрать лишние пять копеек и возьми одноместного извозчика.

– Да, папенька, я как раз извозчика и брала. Попался знакомый, представляешь, расспрашивал, какие книжки я везу на этот раз. Пришлось ему пересказывать сюжет «Монте-Кристо». Он отчаянно охал на судьбу бедного Дантеса.

– Хорошо, – с каким-то тяжелым привздохом сказал Николай Ефимович. – Хорошо.

– А вот о тебе, папенька, того же сказать не могу. – Она погрозила пальчиком и подхватила с края прилавка стопку книг, лежавшую как попало, видно, оставленную кем-то из покупателей. – Ты вчера к ужину и не прикоснулся.

– Тут такое было… – вновь вздохнул отец, запустив дрожащие от волнения пальцы в седеющие волосы.

Соня почувствовала, как подогнулись ноги, она оставила стопку книг и одной рукой схватилась за книжную полку рядом, неловко сдвинув четыре тома Мольера внутрь.

– Вчера здесь была полиция.

Мольер попа́дал на пол. Соня, ощущая темноту перед глазами и свинцовый привкус во рту, присела, чтобы подобрать фолианты.

– Хорошо, что ты вчера ушла. Это ужасное событие. Это просто из рук вон… На нашей улице! Всю ночь здесь была толпа, только разошлись.

– Что т-такое, папенька, стряслось? Мама где? Мама цела?

– С мамой все хорошо, она будет к обеду, забежала вчера на четверть часа, едва ты унесла заказ. Убили учительницу из вашей гимназии. Убили здесь, рядом… в Латышском театре, прямо во время представления. Еще в вечер четверга… А я-то думал, отчего здание Латышского общества закрыто?.. Сначала ничего не понятно было, а вчера, когда ты ушла, ее вынесли… Ах, какое горе! Такое зверство… Узкое сапожное шило воткнули прямо в печенку. Она и не вскрикнула. И, может быть, уже была мертва… Вся обескровлена. Сидела в партере, откинувшись на спинку.

– Камилла, – одними губами прошептала Соня, прижав черный переплет Мольера к груди. – А кто приходил дознание вести? Арсений?

– Да, Арсений… Теперь уж Арсений Эдгарович. Он переменился после Николаевской академии.

– Что-нибудь про м-меня говорил? – Раз уж погубили учительницу, стало быть, выходка с табельным оружием будет обнародована и не избежать глупой-глупой будущей писательнице и несостоявшейся частной сыщице Соне Каплан участи арестантки. Арсений безжалостно ее арестует. Из свойственной ему вредности.