Дети рижского Дракулы - [128]

Эдгар Кристапович повелел войти. Вошел старший надзиратель Ратаев – все такой же встревоженный и суетливый.

– Там из больницы бежал пациент Тобин, – рапортовал он, насилу сдерживая сбитое бегом дыхание.

– Что? – привстал Арсений.

Бриедис-старший протянул в его сторону руку, останавливая бескомпромиссным жестом.

– Как сбежал, Ратаев? Поясни.

– Умудрился как-то санитара за рукав сцапать, когда он его в нужник водил, не отпускал, стал склонять к тому, чтобы ремни срезал, угрожал, что плюнет в лицо и тот станет таким же уродливым, – рассказывал надзиратель. – Воскресенье, ваше высокородие, дежурный врач один на всю больницу, санитаров и сестер милосердия мало. В общем, горе. Бежал проказный. И девочку… дочь свою с собой увез.

– Куда направился, проследили?

– Поздно спохватился санитар. Перепуган был, думал прежде скрыть. Кто хочет говорить о сбежавшем прокаженном, когда город празднует, столько гостей и приезжих. Но потом покаялся, боясь, что больной перезаражает весь город, а заодно и гостей. Врач донес в первый участок Петербургского форштадта, а тамошний пристав – сразу нам.

Начальник полиции встал, вышел из-за стола и направился к двери, на ходу махнув Арсению и Соне:

– Следуйте за мной.

Все быстро спустились в вестибюль. Навстречу уже шел вахтенный. Не задав ни единого вопроса, взял под козырек.

– Наряд полиции мне собрать человек из десяти, быстро, – отдал приказ Эдгар Кристапович. – Во всем слушаться пристава Бриедиса, – и, схватив сына за плечо, подтолкнул его, как куклу. – Все, что он сочтет нужным, то и делайте.

И, ничего более не добавив, отправился обратно.

Арсений, с трудом сдерживая тяжелое дыхание, посмотрел сначала умоляюще на Соню, не веря, что наконец-то операцией доверили заняться ему, потом на вахтенного.

– Десять человек наряду, не расслышали? – рявкнул он, придя в себя. – Собрать и отправить в городскую больницу.

И протянул руку Соне:

– А мы туда на извозчике домчим.

Усевшись в двухместный городской экипаж, Арсений взял обе руки девушки в свои и сказал:

– Я все решил, Соня. Хочу, чтобы вы стали моим товарищем и ратником, – задыхаясь от осознания, что должен успеть сделать важное признание сейчас, пока дело вновь не закрутилось в бешеный водоворот.

– Товарищем и ратником? – выдохнула она.

– Да, как оно есть, как вы считаете верным.

Она просияла такой чистой, очаровательной улыбкой, что Арсений мигом позабыл обо всех своих терзаниях в кабинете отца, о мыслях, что сочтет себя подкаблучником, если уступит будущей нареченной. И почувствовал большое облегчение и радость от собственных признаний.

– А не спросите ли, Арсений, хочу ли я видеть вас своим товарищем и ратником?

Растерявшись, Бриедис не ответил сразу, испугавшись, что не знает правильного ответа, но потом быстро сообразил и повторил ее вопрос как можно более торжественным тоном, встав опять на одно колено на пол экипажа, сколько позволяло пространство.

– Вот теперь я вижу, что вы меня действительно любите. – Соня мягко пожала пальцы Арсения.

– И вы пойдете за меня?

– Да, Сеня, пойду.

В городской больнице они потратили час, пока выясняли обстоятельства побега прокаженного, выслушивая оправдательные речи упустившего его врача. Мол, понадеялись, что пациент не опасен, ничего не сделает этими своими короткопалыми негнущимися руками. Ан нет. Тобин оказался настоящим зверем, сильным и на удивление хватким.

– Люди с увечными пальцами все же исхитряются довольно ловко пользоваться обрубками, – не останавливался заведующий инфекционным отделением, желавший отвести от себя и от больницы гнев полиции. – Некоторые, у кого такая травма, даже рисуют и играют на музыкальных инструментах. Множество ежедневных мелких обязанностей – они чистят зубы, пользуются ложкой, застегивают пуговицы – тренируют их моторику.

– Об этом раньше надо было думать! – рокотал Арсений. – Где теперь он? Где девочка? Я вас не раз предупреждал, что он не тот, за кого себя выдает. И наверняка задумал сделать что-то нехорошее с дочерью. Где он может скрываться?

– Квартира! – вспомнила вдруг Соня. – Даша говорила про квартиру на Известковой. Одиннадцатый дом, ателье мадам Карро, она шьет шляпки, ротонды и пальто.

В воскресный день экипаж найти было сложно, тем паче на краю города, да еще летним вечером, когда все устремлялись в Старую Ригу, в парки и сады, в театры и на концерты под открытым небом. Проклятая выставка втягивала в себя весь город, как большая губка. Не надо было отпускать извозчика. Время неумолимо утекало, день клонился к концу, солнце светило косыми золотисто-красными лучами, скользя по шпилям церквей, фасадам домов и окрашивая стены в веселое разноцветье, словно насмешливо шепча: «Догони, догони же!»

В помещение над ателье наряд прибыл к шести часам вечера, быстро взломали дверь, ввалились гурьбой с револьверами на изготовку. Арсений шел первый, сжимая в руках «смит-вессон», храбрая Соня и белый, сосредоточенный Ратаев по обе его стороны.

Квартира, как и рассказывала Даша, была занавешена темными шторами, еще снизу у подъезда поняли, какие окна относились к ней. Но если Финкельштейн описывала ее вычищенной и простерилизованной, то полицейскому наряду она предстала перевернутой вверх дном. Все шкафы и ящики были распахнуты, стулья разбросаны, перевернут стол, разбито зеркало. Но это был не разбой, не налет, а торопливые сборы. В шкафах почти не оставалось никакой одежды, ящики зияли пустотой.