Дети разума. Тень Эндера - [167]

Боб в глубине души подумал: а как же были устроены жизни у этих ребят, если сон днем напоминает им, как они вели себя, когда им было четыре года?

Сестра Карлотта стояла рядом с Пабло де Ночесом, глядя на туалетный бачок.

— Старый образец, — сказал Пабло. — Североамериканский. В свое время был довольно моден, особенно когда Голландия наконец стала Интернациональной Зоной.

Сестра подняла крышку бачка. Легкая. Пластмассовая.

Когда они вышли из офиса, женщина-менеджер, которая их сопровождала, с любопытством посмотрела на сестру Карлотту.

— Разве есть опасности, которые связаны с пользованием туалетами? — спросила она.

— Нет, — ответила сестра Карлотта. — Мне просто надо было кое-что посмотреть. Вот и все. Но я попросила бы вас не распространяться на эту тему в разговорах.

Конечно, такой ответ почти гарантирует, что менеджер теперь ни о чем другом, кроме этого визита, и говорить не станет. Но сестра Карлотта рассчитывала именно на это — пусть звучит как пошлая сплетня.

Тот, кто руководил фирмой по производству детских органов для пересадки, не хочет быть обнаруженным, да и вообще в это дело вложены большие деньги. Именно так дьявол вознаграждает своих клевретов: уйма денег, а потом наступает момент, когда он предает их и они оказываются осужденными в одиночестве агонизировать в аду.

Выйдя из здания, она снова заговорила с Пабло.

— Неужели он действительно там прятался?

— Он был такой крошечный, — ответил Пабло де Ночес. — Когда я его нашел, он просто полз. И был весь пропитан водой — до груди, до плеч. И вот тут, тут и тут — красные пятна от механизма, что в бачке.

— Но он говорил? — спросила сестра.

— Немного. Несколько слов. Такой крошка. Я не поверил, что такой кроха мог говорить.

— И сколько он тут пробыл?

Пабло пожал плечами.

— Кожа у него была вся в морщинах, как у старухи. Вся. И холодный. Я думал, умрет. Это ж не согретая вода бассейнов. Холодная. Всю ночь дрожал.

— Не могу понять, как он не умер, — сказала сестра Карлотта.

Пабло усмехнулся.

— No hay nada que Dios no puede hacer[4].

— Верно. Но это не объясняет ни как Бог творит свои чудеса, ни почему он это делает.

Пабло пожал плечами.

— Бог творит, что творит. Я тоже делаю свое дело и живу, а лучше стать мне не дано.

Она сжала его руку.

— Ты взял этого ребенка и спас его от людей, которые хотели его убить. Бог направил тебя, и он тебя любит.

Пабло ничего не сказал, но сестра Карлотта знала, о чем он думает сейчас: сколько в точности грехов смыл он этим добрым делом и достаточно ли этого, чтобы спасти его от ада.

— Добрые дела не смывают грехов, — сказала сестра Карлотта. — Solo el redentor puede limpiar su alma[5].

Пабло снова пожал плечами. В теологии он был не силен.

— Ты творишь добрые дела не ради себя, — сказала сестра Карлотта. — Ты творишь их потому, что в этот момент Бог в тебе и ты — его руки, его ноги, его глаза и его губы.

— А я думал, Бог — дитя. Иисус ведь говорит: сотворите добро ребенку, и вы сотворите его мне.

Сестра Карлотта засмеялась.

— Бог сам взвесит твои грехи, когда придет время. Достаточно и того, что мы по мере сил служим ему.

— Он был такой крохотный, — сказал Пабло. — Но в нем был Бог.

Она пожелала ему доброго пути, когда он выходил из такси перед своим домом.

Ну зачем мне надо было увидеть этот туалет собственными глазами? Мои дела с Бобом окончены. Вчера он улетел на шаттле. Почему же я не могу оторвать себя от него?

Потому, что он должен был умереть. Вот почему. И после голодовки на улицах Роттердама в течение нескольких лет — он должен был, даже если бы выжил в той фирме, стать полуидиотом. Да, он должен был стать невменяемым, человеком с поврежденной психикой.

Вот почему она не может не попытаться выяснить происхождение Боба. Ибо не исключено, что он выродок, не человек. Неужели же он так умен, что даже после потери половины интеллекта продолжает оставаться почти гениальным?

Она подумала об апостоле Матфее, который так тщательно излагает историю детских лет Иисуса, и о том, как свято хранила воспоминания об этом в сердце своем Его мать. Но Боб — не Христос, а я — не Пресвятая Дева. И все же он — ребенок, и я полюбила его как сына. И то, что делает он, ни один ребенок того же возраста повторить не может.

Ни один ребенок, еще не достигший года, еще не умеющий ходить, не мог иметь столь четкое представление об опасности, не мог совершить все те действия, которые совершил Боб. Дети в таком возрасте нередко покидают свои кроватки, но они не проводят долгие часы, скрывшись в туалетном бачке. Они не выходят оттуда живыми и не просят о помощи. Я могу назвать чудом все, что захочу, но я должна понять его.

На этих фирмах по производству органов для пересадки используются отбросы человечества. Боб обладает такими удивительными качествами, что мог родиться только у необыкновенных родителей.

И тем не менее все ее поиски в течение тех месяцев, которые Боб прожил здесь, не обнаружили ни единого случая кражи детей, который мог бы иметь отношение к Бобу. Никаких похищений. Никаких инцидентов, во время которых можно было бы подобрать выжившего младенца, чье тело по этой причине не было обнаружено. Конечно, это не доказательство. Не всякий исчезнувший ребенок оставляет следы в газетных сообщениях, не всякая местная газетенка попадает в крупные архивы или в Интернет. Но Боб должен быть сыном родителей настолько блестящих, что они известны миру. Не так ли? Неужели такой ум мог появиться в самой заурядной семье? Неужели это и есть то чудо, в котором берут исток все остальные чудеса?