Дети разлуки - [63]

«Какая добрая», – подумал Сероп.

Женщина встретилась с ним взглядом и несколько секунд наблюдала за ним с голубем на руке. Сероп подумал, что сейчас она заговорит с ним, по крайней мере, он надеялся на это, но она только улыбнулась ему и, когда голубь улетел, аккуратно притворила ставню и скрылась в глубине комнаты.

* * *

– Куда вы идете? – спросил подслеповатый консьерж.

Сероп вошел в холл, шаркая ногами, с ребенком на руках, и консьерж принял его за бродячего торговца.

– Три «альфа», – ответил Сероп, словно это был пароль.

Тот посмотрел на него с сомнением. Что нужно такому бедолаге в офисе, занимающемся импортом и экспортом? За много лет службы он видел, как туда ходили только хорошо одетые мужчины с накрахмаленными белыми воротничками и в лакированных туфлях.

– Третий этаж, – наконец сказал он и указал на лифт.

– Можно я по лестнице? – Сероп не знал, как пользоваться лифтом, да и не хотел садиться в эту железо-деревянную коробку, подвешенную на канатах.

Консьерж пожал плечами.

– Если тебе все равно, – проворчал он, переходя на «ты», и поднял трубку телефона, нажимая на какие-то кнопки.

Сероп медленно поднялся по лестнице, тяжело дыша от усталости.

Дверь с табличкой, на которой были изображены три «альфы», была приоткрыта. Он слегка толкнул ее и вошел в маленькую гостиную с письменным столом и двумя диванчиками у стен. Где-то в квартире зазвонил телефон, и тут же он услышал громкий мужской голос, который говорил на неизвестном Серопу языке.

– Брат, как поживаешь? – неожиданно возник Мартирос. Он вышел из боковой двери, как всегда, элегантно одетый. Он собрался было обнять Серопа, но отступил, увидев ребенка у него на руках. – У тебя усталый вид, – только и сказал он.

Сероп кивнул.

– Тебе что-то нужно? – спросил Мартирос, кивая на ребенка. – Наверняка он хочет есть, да вы оба голодны, я думаю.

Казалось, Сероп даже не слушал его. Он молча стоял посреди комнаты с растерянным видом.

Другой человек, маленький и худой, появился из темноты коридора. Укутанный в широкий шарф, который скрывал почти пол-лица, на глазах темные солнечные очки, очевидно было, что он не хотел быть узнанным. Незнакомец едва кивнул головой в знак приветствия и заинтересовался ребенком.

– Покажите мне его, – произнес он на греческом с явным затруднением.

Мартирос взял ребенка из рук Серопа, но так естественно, будто любящий дядя, который хотел дать отдохнуть уставшему отцу.

Сероп не думал, что ему больше не вернут сына, и отдал ребенка. Мартирос был ему как брат, он доверял ему.

Ребенка уложили на стол и быстро раздели. Потом оба мужчины внимательно обследовали голенькое и беззащитное тельце, осмотрели рот, уши, мяли пальцами повсюду, сжимали и разжимали ручки и ножки, приближали к глазам лампу. Сероп стоял неподвижно, глядя, как его сына рассматривают, будто товар, и в какой-то момент заметил маленькое запястье.

Запястье, на котором не было красной тесемки.

– Подождите, я ошибся, – прошептал он. – Я ошибся! – повторил он, повышая голос, и сердце его чуть не выскочило из груди.

Двое повернулись и посмотрели на него.

– Я думал, что все ясно. Живан ведь четко объяснил тебе, никаких передумываний, – предостерег его Мартирос.

Сероп увидел в его глазах безжалостность, которую раньше никогда не замечал за ним, и понял, что слухи о нем были правдивыми.

– Отдайте моего ребенка! – сказал он твердым голосом, расправив плечи.

Мартирос хотел было ответить, но этого не понадобилось. Человек с шарфом достал из пиджака свернутые в рулон банкноты, откашлялся и начал громко отсчитывать.

Тридцать сотенных.

Затем он положил деньги на стол рядом с ребенком. Сероп смотрел на банкноты как завороженный, как жертва, которую вот-вот проглотит змея.

Мартирос взял их и, приблизившись, сунул банкноты ему в карман.

– Вот увидишь, ты не пожалеешь об этом, – шепнул ему в ухо.

Когда незнакомец вместе с ребенком исчез в коридоре, в комнату вошел посыльный с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и тарелочка с горячими слоеными пирожками с сыром.

– Куда он его понес? – крикнул Сероп.

– Он сейчас вернется, – соврал Мартирос. – А ты пока садись и поешь, – добавил он и подтолкнул Серопа к одному из диванчиков.

Сероп беспомощно упал на диван, больше не сопротивляясь. Он откусил пирожок и стал жевать, глядя на двухцветные туфли маклера. И про себя заметил, что кончики туфель были, как всегда, немного испачканы глиной.

Сатен осторожно спускалась по дороге. На небе постепенно все ярче проявлялась луна, пока солнце спешно скрывалось за горизонтом. Несмотря на каменистую дорогу, она была счастлива. Она шла, любуясь солнцем с одной стороны и луной – с другой, и удивлялась, как ей повезло увидеть оба светила одновременно. Потом она вспомнила, что у нее на плечах две головы, совершенно одинаковые. Она гордилась этими головами, будто ее физическое уродство – Божий дар, чудесное явление.

У нее было двойное зрение и двойной слух. Два носа, чтобы вдыхать ароматы, и два рта, чтобы вкушать.

Две головы, чтобы думать и мечтать.

И любить.

Как богиня какого-нибудь доисторического культа.

Вдруг солнце исчезло, а луна спряталась за скалой, и только слабый свет звезд освещал ее путь.