Дети разлуки - [51]
– Откуда ты? Мы не хотим здесь чужестранцев, – сказал ему мужчина с подозрительным видом.
– Вы приносите болезни, – добавил другой.
Кто-то даже пригрозил ему, замахиваясь и пиная ногами его товар:
– Убирайся отсюда, уходи туда, откуда пришел!
Люди боялись.
Малярия добралась и до их селений, сея боль и смерть. Сероп дошел до Неохори уже к вечеру. В своих скитаниях он дошел почти до края земли и вот оказался в этом городке в забытой богом долине.
Теперь он осматривался на главной улице и никак не мог понять, почему в округе нет ни одной живой души. Площадь была пуста, витрины кофейни закрывали жалюзи. Из домов с закрытыми ставнями не доносилось ни звука.
Вдруг из-за полуразрушенной стены появился небольшой кортеж. Во главе его шел священник в развевающейся черной рясе, с длинными волосами, собранными в пучок, в руках он держал крест и кадило. Сразу же за ним Сероп увидел два гроба, один был маленький, выкрашенный в белый цвет, наверняка детский. Послышались приглушенные рыдания, стенания и вздохи родственников, пришедших на похороны. Молодого мужчину поддерживал другой, шедший рядом, скорее всего брат, уж больно они были похожи. Мужчина шел, спотыкаясь, по булыжной мостовой. Совсем сломленный, небритый, время от времени он протягивал руку и трогал гробы, будто хотел соединиться с ними навечно. Рядом с ним девочка, скорее всего дочь, держала его за руку, обессиленно прислонясь головкой к его боку.
– Где мама, где мой братик? – спрашивала она, всхлипывая.
Потрясенный этой сценой, Сероп стоял не двигаясь. Мешок соскользнул у него с плеча и упал, раскрывшись, и из него выпали и покатились по дороге тапочки. Тогда он наклонился и стал спешно их собирать, а когда выпрямился, то увидел, что похоронная процессия стоит перед ним.
Священник обернулся, и гробы поставили на землю для благословения.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – читал священник, размахивая кадилом с ладаном, – все мы вышли из земли, в землю и вернемся.
Затем по его сигналу с гробов сняли крышки.
Сероп увидел в большом гробу молодую и красивую женщину с гладкими каштановыми волосами и утонченным лицом, одетую в широкое платье из черного кружева, которое только подчеркивало бледность ее кожи. В маленьком гробу лежал ангелочек с ручками, сложенными на груди, и пожелтевшими от жестокости смерти ногтями.
– Нет! – закричал молодой мужчина и, высвободившись из объятий своего брата, бросился на жену, приподнял ее голову с подушки в цветах и прижал к себе, покрывая поцелуями все лицо, не в силах сдержать душевного порыва. Потом он упал на маленький белый гробик и в последний раз обнял тельце своего ребенка. – За что? За что? – повторял он в отчаянии и в слезах.
Сероп не мог отвести взгляд от этой тягостной и мучительной сцены, всеми фибрами души чувствуя боль вдовца, и наконец дошел до того, что стал мысленно просить Бога в его бесконечном милосердии вернуть к жизни эти два тела.
А когда процессия тронулась дальше, он был настолько впечатлен, что ему почудилось, будто он узнал Сатен в молодой мертвой матери.
Его поразил дикий страх, и тогда он побежал прочь от этого места, волоча за собой мешок и теряя по дороге тапочки. Но ему было все равно, потому что в этот момент он больше всего на свете хотел вернуться домой, прижать к себе Сатен, сказать ей, как он любит ее, как ему повезло с такой женой, как она. И что он рад, что у них близнецы, которых он любит больше всех на свете.
Он хотел пообещать ей, что скоро уже сможет содержать семью как положено, что они никогда больше не будут страдать от голода и холода.
У Сатен был жар.
Она простыла на прогулке. Уложив детей спать и почувствовав озноб, она легла в постель и укрылась одеялом.
Вот уже несколько лет она не испытывала больше ощущения потерянности и озноба, которые обычно предвещали эпилептический припадок.
«Боже, что со мной? – подумала она испуганно. – Кто же будет смотреть за детьми, если я заболею?» – Эта единственная мысль крутилась у нее в голове, пока температура неуклонно росла. Нет, она должна бодрствовать, не сдаваться болезни. Но она все больше слабела и после многократно повторившейся рвоты откинулась на кровать, окончательно обессилев.
– Любимая, – позвал ее Сероп, испугавшись.
Он только что вошел, промокнув до нитки, попав под вновь начинающуюся грозу с ослепительными молниями и громом, от которого, казалось, содрогалась Земля.
– Жена, что с тобой? – Он повысил голос и потряс ее за плечи. Затем он осмотрел ее всю: прежде он не замечал, что она так исхудала и осунулась. А теперь бедняжка пылала, и жар ее чувствовался даже на расстоянии.
– Что же мне делать? – спрашивал себя Сероп в отчаянии, глядя на лицо жены, на ее пожелтевшую кожу, закрытые синюшные веки, потрескавшиеся губы с засохшей рвотой. Сатен еще дышала, но как долго она продержится?
Ужас сковал его. Сознание оцепенело, он никак не мог сосредоточиться, чтобы обдумать способ, как спасти Сатен. Ему казалось, что он проваливается в зыбучие пески все быстрее и быстрее.
Он хотел закричать: «Помогите!»
Но не было никого, кто мог бы протянуть ему руку помощи.
В этот момент молния осветила колыбель.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.