Дети разлуки - [19]

– От тебя пахнет мосхуди, ты пил? – Сатен помахала перед носом рукой, чтобы развеять неприятный запах.

– Что случилось? – повторил он, повысив голос.

– Да так, детские стычки, – вмешалась повитуха. – Один сделал больно другому, – добавила она, стараясь смягчить ситуацию.

– Кто?

Обе женщины выразительно посмотрели друг на друга.

– Микаэль, – ответила Луссиа-дуду, показав на ребенка, которого держала за руку. Сероп заметил красную тесемку на запястье.

– Что еще он натворил?

– Он уколол своего брата иглой, – ответила Сатен с напускным равнодушием.

– Иглой?

– Да, я сшивала носки тапочек… – Она кивнула в сторону швейной машинки на столе.

– Ты все время упрямо пытаешься работать одна! – закричал Сероп, покрывая крики детей.

Сатен вздрогнула от испуга.

– Это была моя идея. Я хотела помочь ей, – скромно вступилась Луссиа-дуду.

– Молчи! Замолчите все!

Впервые в жизни Сероп позволил себе неуважительно отнестись к той, что вырастила и воспитала его. Он был вне себя. В порыве ярости он вырвал Микаэля из рук повитухи и поднял его в воздух, сильно встряхнув пару раз.

– Ты злой! Злой! – кричал он с выпученными глазами, не замечая, что бельевая веревка, натянутая через всю комнату, оказалась под подбородком ребенка, пока он тряс его.

– Ты задушишь его! – вскрикнула испуганно Сатен и соскочила с кровати, бросив другого малыша.

– Не двигайся, женщина, – остановил ее Сероп, оттолкнув.

– Силы небесные, прекратите вы оба! – вмешалась Луссиа-дуду. – Стыдитесь! – Затем без лишних слов взяла свою хозяйственную сумку из пеньковой веревки, ту самую, которую обычно наполняла продуктами для них всех, и ушла.

Дети наконец-то уснули в люльке. Сатен и Сероп лежали в кровати, уставившись в жестяной потолок.

– Прости меня за сегодняшнее, – прошептала Сатен.

Сероп фыркнул.

– Ты много работаешь, и нервы у тебя на пределе… – добавила она, повернувшись к мужу, который упорно молчал. – Почему ты не разговариваешь со мной? Я твоя жена, ты должен полагаться на меня…

Сероп подавил смех.

– Что ж, если тебе так этого хочется, я поговорю с тобой. Посмотрим, можешь ли ты мне помочь…

Сатен вытянулась в кровати с довольным видом, поправила на плече лямочку от ночной сорочки и сложила руки на животе, готовая слушать.

– Меня уволили. Что ты думаешь теперь делать? – неожиданно с вызовом выдал Сероп, приподнявшись на локте и приблизив почти вплотную свое лицо к лицу жены. – Так что? Послушаем! – жестко произнес он.

Сатен онемела от растерянности и удивления.

– Это все, что ты можешь мне сказать? – произнес он с издевкой, взяв ее за руку, будто хотел встряхнуть от оцепенения. – И знаешь, по чьей вине? – Он повысил голос. – Вот его, Микаэля, он приносит несчастья.

Сатен покачала головой, сначала медленно, потом все сильнее, как в эпилептическом припадке.

– Вчера утром, когда меня выставили за дверь, он разбудил меня. И даже поцарапал руку… видишь? – говорил он все более возбужденно, показывая жене красный след на руке, не обращая внимания на боль, которую ей причиняли его слова.

– Прошу тебя, – взмолилась Сатен, едва сдерживая рыдания.

Сероп был необразован, склонен к суеверию, к поверьям, устоявшимся среди таких же малограмотных бедняков, как и он, выросших в нищете.

С самых родов, когда он с ужасом увидел, как пуповина Микаэля душит второго близнеца, он уверился в том, что этот ребенок – зло во плоти и принесет только несчастья, будто малыш делал это специально. С тех пор его уверенность усилилась не без помощи некоторых банальных совпадений, которые Сероп расценил как зловредное влияние ребенка на судьбу семьи.

И все-таки он никогда не говорил об этом жене так открыто. Сатен была подавлена, потрясена, и Сероп, как только прошли первые мгновения ярости, понял, что зашел слишком далеко. Ему было больно видеть жену в таком состоянии, он всегда старался защищать ее, заботиться о ней.

– Перестань, прошу тебя. Я погорячился. Найду другую работу, – сказал он, стараясь успокоить ее, но она продолжала всхлипывать, уткнувшись в подушку.

Он погладил ее длинные волосы, разметавшиеся по грубой льняной наволочке.

– Не плачь, – прошептал он.

Сатен вздрогнула, и он прижался к ней, охваченный неожиданным и страстным желанием. Несколько недель из-за тяжелых рабочих смен он не прикасался к ней.

«Люби твою жену, как нежный и редкий цветок…» – Совет, данный покойным отцом, эхом пронесся в его голове. Тщетно.

Он грубо подмял ее под себя, задрал сорочку и, держа за плечи, овладел ею с первого же раза, легко скользя благодаря испарине, которой покрылось ее тело.

– Нет!.. – застонала Сатен, поддавшись этому непривычному жесткому натиску, но в то же время испытав удовольствие.

– Скажи, что любишь меня, – потребовал Сероп.

Она молчала, не двигаясь под грузом его тела.

– Скажи, что любишь, – настаивал он.

Ничего.

Сероп отстранился от нее, давая понять, что не намерен продолжать, если прежде она не заверит его в своих чувствах. Он подождал несколько секунд и затем, так и не получив ответа, повернул ее на бок, лицом к себе. В темноте он увидел ее глаза, два янтаря, сиявшие как никогда.

– Так ты любишь меня? – спросил он снова, но на этот раз умоляюще.