Дети против волшебников - [149]

— Ну да, — кивнула Ася Рыкова. — То место, откуда не возвращаются.

Она поднялась навстречу Тихогромову и протянула ручку — маленькая, немножко полненькая, щёки опухли от слёз, русая коса некрасиво размочалилась. «Ой, какие хорошие у тебя глаза! — удивился Петруша. — Так смотрят ласково и беззащитно, что хочется взять тебя как ребёнка на ручки, чтоб ты не плакала…»

— Вы только не переживайте, всё будет хорошо, — немного стесняясь красивых Асиных глаз, сказал Тихогромов и отвернулся. Потом подумал и буркнул не шибко уверенно:

— Я помогу Вам сбежать отсюда.

— Конечно, всё будет хорошо, — грустно улыбнулась Ася. — Нас просто съедят заживо. Сегодня же вечером, на ужин.

— То есть как «съедят»? — не поверил Тихогромыч.

— В прямом смысле слова, возьмут, разрежут на кусочки и скушают, — ответила Ася и снова уселась на краешек дивана, сложив руки на коленях. — Я здесь уже не первый день сижу. Вчера съели Клару Честерфильд. Знаете такую?

Петруша покачал головой.

— Думаете, зачем здесь столько вкусной еды, мягких диванов, музыка и телевизоры? — продолжала Ася, преследуя Тихогромова грустным взглядом огромных глаз. — Это чтобы мы с Вами сделались помягче, повкуснее. Говорят, от роскоши и удовольствия человек становится более сочным. Они правда нас скушают, я Вам серьёзно говорю.

— Да ладно… шутка какая-то! — неуверенно улыбнулся Петя, усаживаясь в застонавшее белокожее кресло. — Они что здесь, дикари-людоеды что ли?

Ася посмотрела на кадета сквозь слёзы:

— А Вы ещё не догадались, кто они?

Глава 11. Раб Божий Виктор и великий Гарри

Настал решающий час боёв. Перед вами Берлин. Обрушим же на врага всю мощь нашей боевой техники, мо билизуем всю нашу волю к победе, весь разум. Не посрамим своей сол датской чести. На штурм Берлина — к полной и окончательной победе.

Обращение Военного совета 1-го Белорусского фронта к бойцам

Солнце взошло на звенящий трон полдня, и ветер смиренно опустился в траву, застыли в мягком воздухе лишние звуки. Небо накрыло Летающий остров солнечной кисеёй — чтобы замедлить время и дать отдых тем, кто с вечера не спал, работая Богу в древних алтарях, у праздничных жертвенников в ночных переполненных храмах, и за книгами, и в тесных деревянных стасидиях.

Раб Божий Виктор трудился всю ночь, и под утро уж казалось ему, будто не просто стоишь и поклоны кладёшь, а работаешь на вёслах, рядом с другими молчаливыми дружными гребцами, грудью наваливаясь на невидимое тяжёлое весло, и чудилось ему, что на дюжинах стонущих вёсел тёмный поющий храм, словно каменный корабль, медленно поднимался над миром.

А ещё ночью была трёхчасовая исповедь — как настоящая баня. И как после доброй парилки покалывало кожу на лице, и в пальцах… от стыда, наверное. Когда духовная грязь отвалилась, Телегину показалось, что стал он лёгким как в детстве. И теперь раб Божий Виктор спал под смоквой, под шёлковым пологом тени, на роскошном рогожковом ложе, которое постелил ему на камнях отец Арсений.

Меж тем, в архондарике для паломников жарили рыбу, и вкусный дымок опускался в долину, и уже сквозь сон Виктору казалось, что его приглашают молиться перед трапезой и вот она рыба в тарелке лежит, да суровый игумен грозит кулаком, не даёт наброситься с вилкой…

Виктор жалобно наморщил нос и хотел было перевернуться на бок, но тут сверху, от каливы сбежал по тропинке старенький Геронда в сером старом подрясничке, в чёрненькой греческой шапке.

— Подъём, господин подполковник! — легко ударил Виктора по плечу. — Давай, просыпайся! Пора тебе лететь.

Телегин спросонья вскочил — уставился на Геронду, помотал головой… Вспомнил, где находится, поднял усы в улыбке:

— Добренький день, батя Геронда!

И опомнился: ну дела… никакой боли в спине. Только рана чешется — страсть, а почесать-то неприлично, задница всё-таки… Кабы затылок — ещё можно было бы, дескать, в раздумье… а тут как быть?

— Вставай, говорю тебе! — Старец ласково ткнул Телегина палкой в колено. — Ишь, развалился! Всё, я тебя из лазарета выписываю. И отправляю на фронт, понял?

— Чего-чего? — рассмеялся Виктор Петрович.

— Что слышал! Вон видишь там, кусты над речкой? Сначала поищи там, может быть, сыщешь что полезное. А потом, давай, лети туда…

— Куда? — Телегин сощурился. Он давно понял, что Геронда всё на свете знает, потому что он человек особенный, но всякий раз забавно было слушать, как старичок запросто упоминает о вещах весьма засекреченных.

— Туда! Сам знаешь куда! Пора тебе. Ребятам очень скоро твоя помощь понадобится.

Телегин послушно поднялся, почесал грудь сквозь тельняшку и вдруг спросил:

— Геронда, а вот говорят, что убивать нельзя… А если придётся пристрелить кого-нибудь из этих? Ну… из колдунов.

— С этим строго, — сказал Геронда. — Прежде чем стрелять, всегда смотри, что за враг перед тобою. Если это личный враг, ты не смеешь его убивать. Не то что стрелять, а даже злиться на него — нельзя! Сколько бы он ни подличал, ни оскорблял тебя дурными словами, ни клеветал на тебя — благословляй его и молись за него, чтобы Бог его исправил.

— Здорово… — усмехнулся Телегин. — Тогда всю армию надо распустить!

— Ты невнимательно слушаешь, — терпеливо заметил Геронда. — Злиться нельзя на своих личных врагов, понимаешь? На тех, кто лично тебе зло творит. Но есть ещё враги Отечества. Они угрожают не лично тебе, а твоему народу, твоим ближним. А вот ближних — надо защищать решительно, быстро и чётко.