Дети Понедельника - [16]

- Сохраняйте спокойствие… Расслабьтесь… Сосредоточьтесь на положительных эмоциях… Двигайтесь медленно, плавно… Плавно, я сказал! Я что, тихо сказал?! А ну, замереть и не рыпаться, а то пришибу! Вот, а теперь плавно…

- Так, это у нас кто? Кто?! Милейший, Вы идиот! Вы кого должны были позвать?… А позвали?!. Живо отправьте ее обратно! Что значит - не хочет? А кто ее спрашивает?…

- Кто список написал? Нет, я вас спрашиваю - кто?! У кого в родне курицы с их знаменитыми лапами?! Тут же так написано, что в жизни правильно не прочитать! Вот, что это за фамилия? Почему Сталин? Вы что, таки жаждете увидеть отца народов живее всех живых?!.

- Стоп, стоп! Немедленно прекратите, хотите, чтобы всё тут рухнуло? Руку, какую руку я сказал поднять?! У Вас что там, позакладывало? Правую, ПРА-ВУ-Ю! Что?… А, так Вы левша… Что же сразу не сказали?! Левую руку поднять!…

Наконец, к половине седьмого, вымотав своих учеников до полного изнеможения, профессор милостиво соизволил их отпустить, не преминув произнести напутственную речь:

- На сегодня урок окончен. Домашнее задание: законспектировать третью главу, посвященную теме сегодняшнего урока, из учебника "Руководство для магов: как водить руками". Завтра проверю. Надеюсь, в следующий раз вы все проявите больше усердия, прилежания и способностей, нежели я имел несчастье увидеть сегодня. Не могу сказать, что вы все поголовно безнадежны… Не могу - еще расстроитесь. Свободны до завтрашнего вечера!

И одарив осатаневших от усталости учеников лучезарной улыбкой, профессор принялся восстанавливать изрядно пострадавший класс. Все остальные потянулись к выходу, измученные и подавленные; сил не хватало даже на естественную традиционную болтовню. Однако, выйдя на лестницу, Лина вдруг резко остановилась и гневно топнула ногой:

- Вот гад! Безнадежны! Мы! Расстраивать он нас не хочет! Урод! Ну, погоди, я тебе покажу - безнадежны!

С этими словами она перевернула лист в своем блокноте, быстро нацарапала что-то на другой стороне, сунула под нос Майе и зашептала ей в ухо. Майя в голос заржала, но тут же прикрыла рот ладонью. В ответ на нетерпеливые вопросы Лина только отмахнулась, потянув всех на лестничную площадку. Там она велела коллегам встать в круг, освободив в центре место. Затем, совсем как учил профессор, Лина сделала изящный пас рукой, Майя сухо щелкнула пальцами и листочек с надписью тут же накрыло облачко черного дыма. Девчонки переглянулись, уставились в листок и хором прочитали:

- Шеллерман!…

С коротким воплем в центр круга с высоты примерно метра полтора шлепнулся их недавний мучитель. Хью поднялся на ноги, потирая ушибы, и обалдело уставился на окружающих его милых, симпатичных людей, медленно сжимавших кольцо. На лбу его красовалась аккуратная синенькая печаточка с черепушкой.

- Здрасьте, профессор! - с невинным видом приветствовала его Лина.

- Хорошо добрались? - в тон ей поинтересовалась Майя, кусая губы, чтобы не захихикать. Профессор оглядел коллег и пристально уставился на двух самых несносных:

- Вот как. Значит, можете, когда хотите, - и расплылся в зловещей улыбке. - Выходит, гонять надо посильнее, - пробормотал он, поднимаясь по лестнице обратно на чердак.

Нахальные девицы проводили его зловредными взглядами и многообещающей фразой, брошенной вполголоса:

- Кто кого еще…

Шеллерман не услышал, или же не обратил внимания на слова своих новоиспеченных учениц, а зря. Коллеги знали, что Майя с Линой всегда выполняют свои обещания. Театр военных действий открыл сезон.

Глава 4 Шалость удалась!…

Профессор Шеллерман слов на ветер тоже не бросал, что стало предельно ясно на следующий день. Перво-наперво он стребовал со своих коллег домашнее задание и раскритиковал его в пух и прах. Самым язвительным образом разъяснив ученикам, насколько убоги оказались их попытки сделать добротный конспект по теме первой лекции, Хьюго потребовал переделать работу, учитывая его замечания, а также дал новое задание, вдвое больше прежнего. Дойдя же до практического занятия, он гонял своих учеников так, что первый практикум вспоминался ими как воплощение мира и покоя. В итоге с чердака выбирались едва ли не ползком, чуть живые от потери магической энергии. Профессор Шеллерман остался доволен собой и жизнью - сегодня никто не рискнул с ним спорить. Что ж, он всегда отменно умел обламывать самых нахальных и безалаберных студентов, так чем же его нынешние подопечные лучше их? Хью полагал, что, скорее, даже хуже, хотя, по его совсем честному мнению, хуже было уже и некуда. Но даже они, наконец, поняли, что сладить с Мастером-Целителем, чемпионом, лауреатом и все такое прочее, у них не выйдет ни при каких обстоятельствах.

Однако уже следующее утро заставило его более трезво взглянуть на ситуацию. Как всегда, Хьюго явился на работу очень рано. Не торопясь прошел по коридору, поздоровался с секретарем, вошел в кабинет… и остановился как вкопанный, увидев свой стол. Всегда аккуратный, с ровно выложенными стопками документов, выстроенными по ранжиру стойками и органайзером с тщательно заточенными карандашами и безупречно заправленными ручками, он выглядел чудовищно! Бумаги, переворошенные, расклеванные, изляпанные пометом; раскиданные ручки и раскатившиеся обломанные карандаши; органайзер, полный перьев; крошки и остатки прогорклой пшенной каши, размазанные по столешнице вперемешку с тем же пометом и… голуби, сидящие повсюду! Наглые, неопрятные, самодовольные свалочно-почтовые сизари, которых в филиале использовали в качестве наиболее дешевого средства связи. Наловленные по улицам, площадям и помойкам, заколдованные на скорую руку магами-неумехами, они были настоящим проклятием всех, кто имел несчастье с ними общаться. Письма они носили исправно и даже, как правило, доставляли их по адресу. Но в каком виде! Заклинания, требовавшие, чтобы голубок тащил письмо в определенное место, вовсе не препятствовали тому, чтобы пернатый почтальон слегка подкрепился где-нибудь во дворе, на площади, от щедрот сердобольных старушек и восторженных малышей, а то и в мусорном баке или на помойке. Соответственно, послание приобретало пыльно-серый цвет с малопривлекательными разводами и пятнами. А уж количество микробов, собранных этим письмом, заставило бы рыдать от счастья любого магэпидемиолога. Обычно крылатые почтари сидели в надежно запертом просторном вольере в углу фойе, но сейчас невесть как выбравшиеся из заточения птички ударились в натуральный загул, устроив на столе Шеллермана голубячий ресторан-диско-бар-караоке, тем более что кто-то хлебосольно оставил там для них грандиозное угощение. На появившегося так некстати хозяина полезной площади голуби воззрились с нескрываемым неодобрением - ходят тут всякие, понимаешь! Однако разозлившегося до последней степени Хьюго голубиные настроения не занимали. Он единым махом сотворил маленькое торнадо, мигом вынесшее за пределы помещения всех незваных гостей и бесцеремонно забросившее их обратно в клетку, надежно захлопнувшуюся, как только внутри оказался последний узник. Затем Шеллерман, пылая праведным гневом, отправился к секретарю выяснять, кто посмел сотворить такое на его рабочем месте. Бедная Тоня долго не могла понять, что стряслось. А когда, наконец, сообразила, отправилась посмотреть и едва не упала в обморок, узрев столь масштабный бардак на одном-единственном столе - такое она явно увидеть не рассчитывала. Ее неподдельное изумление заставило профессора сбавить обороты. Кстати сказать, то, что безобразие творилось именно на его отдельно взятой рабочей площади, Хьюго отметил сразу, что заставило его всерьез заподозрить диверсию. А когда в ящике стола он обнаружил самые важные документы, аккуратно спрятанные подальше от крылатых вандалов, его подозрения превратились в уверенность. Кто-то (он даже знал, кто именно!) желал сделать ему гадость. Но при этом оказался достаточно предусмотрительным, чтобы не подвергнуть порче действительно нужную документацию. Что ж, раз так, Хью тоже не станет особо зверствовать. Особо - не станет. Но зверствовать будет непременно!