Дети победителей - [98]

Шрифт
Интервал

«Комсомольская правда», 1999 год.


Мы ехали с Петровой в рейсовом микроавтобусе на север. Нина сидела рядом со мной и четыре часа рассказывала о пермских столоначальниках. Про Пашу Алохина я уже слышал… Ну и то, что владелец электромеханического завода Владимир Пастушков — козел, я знал давно, еще с тех времен, когда ездил на это предприятие писать о забастовках рабочих, не получавших зарплату по шесть месяцев. Тогда неизвестные избили председателя профкома, и меня предупреждали, чтоб я не ходил по городу в темноте. Но то, что вице-губернатор Николай Беленький — педераст, было для меня откровением. Но Нина не стала меня жалеть: начальник губернаторского аппарата спал с главным имиджмейкером, а в законодательном собрании депутаты боялись повернуться друг к другу задом. Директор самого крупного пермского издательства предлагал Нинкиной подруге Валентине жить с ним — для виду, чтобы спать со своим другом, которого он очень любит. А руководителя пресс-службы городской администрации Сергеева вообще называли «Сэром геев». Вертикаль государственной власти в стране была жесткой — драли всех, сверху до низу.

— Пожалей меня, — взмолился я, — иначе эмигрирую куда-нибудь…

— И ты надеешься, что там все наоборот — подчиненные дерут начальников? Там то же самое, дорогой мой — вырождение мужиков, человеческой цивилизации.

Беда «голубых» была в том, что муж Нины служил полковником Главного управления внутренних дел — и знал о пермском бомонде столько, что у него не хватало сил даже иронизировать по этому поводу. За него это делала жена-журналистка, которая одним фактом своего существования напоминала компьютерный конвейер крупного информационного агентства. Если она задумала кого-нибудь дискредитировать, то через неделю уже все, от железнодорожной станции до цирка, знали, что Николай Петрович — или педераст, или взяточник, или казнокрад. Никогда не ошибалась, да и трудно тут было ошибиться, ткнув пальцем наугад.

Господи, наконец-то она замолчала — да, бывает, устает и она.

В машине хорошо вспоминается. Дорога провоцирует поток сознания. И я снова вернулся в Неволино, великий центр археологической культуры.

Всех очаровала Светлана Николаевна, преподавательница пения. Симпатичная девушка невысокого роста с белой кожей, слегка вздернутым носиком и громадными карими глазами. А может быть, они мне просто казались громадными.

Вечерами Светлана Николаевна садилась за фортепьяно в столовой и пела для нас, подростков, русские романсы и народные песни. Она аккуратно переставляла пальчики по клавишам — с трудом расставляла их в аккордах. Кожа ее кистей была розоватого, блестящего цвета, будто перчатки. Между пальцами светились перепонки. Мы слушали девушку, смотрели на ее руки с жалостью и восхищением. Мы уже знали, что она пострадала во время пожара и что ей никогда не стать великой пианисткой. Она учила нас пению и нотной грамоте. Показывала, как надо танцевать — вальс, фокстрот и модный шейк. А в новогоднюю ночь поставила нас вокруг елки и включила пластинку «То night» — «Ночью». Ну мы и дали в ту ночь… Нам ничего не запрещали… Почти ничего. Мы самовыражались по полной программе — до маскарада в женских нарядах и шаманских танцев.

Светлана Николаевна сделала мне королевский подарок — написала музыку на стихи, которые я сочинил в угаре первого поэтического вдохновения. Она разговаривала со мной в столовой, как с уважаемым автором. О, я стал чувствовать себя личностью! Я начал учиться на «хорошо» и «отлично». По утрам мы с товарищем усиленно занимались гимнастикой, по вечерам читали статьи о культуризме и необычайных возможностях личности.

Я писал стихи, как Пушкин, в чем был абсолютно уверен. Правда, иногда мне казалось, что я пишу лучше Александра Сергеевича.

Казалось, вся история человечества существовала для того, чтобы наконец-то в мир пришли мы — умные, сильные, талантливые люди масштаба Леонардо да Винчи.


В тот пасмурный день подполковник Алексей Сиротенко, сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, встретился с одним из своих агентов, работавшим на органы под псевдонимом Васильев.

Агент, грузинский жулик, год назад попался на продаже фальшивых долларов. Поддельные деньги находились в кожаном дипломате цвета человеческой крови. Грузин довольно быстро согласился сотрудничать с милицией, поскольку уже знал, что это лучше, чем отбывать срок в Соликамском лагере. Попросил только отдать ему кожаный дипломат. Сиротенко вернул жулику тару.

Васильев сообщил подполковнику, что в Перми появился «один пацан», некто Борис Бельский, предлагающий оптовые суммы стодолларовых купюр. Алексей сделал запрос в Информационный центр ГУВД, откуда получил справку о том, что Борис Бельский полгода назад отбыл пятилетний срок за грабеж.

Подполковник приступил к изучению связей этого «пацана». «Конечно, — вздохнул офицер, — когда Асланьян уезжает куда-нибудь, например в Николаевск, можно спокойно поработать, без лишнего шума, алкоголизма и других побочных эффектов».

Как выяснил подполковник, вокруг Бориса Бельского вертелась целая куча шпаны. Два-три человека из этой кучи уже замечены в реализации фальшивых денег.


Еще от автора Юрий Иванович Асланьян
Последний побег

В книгу известного пермского писателя Юрия Асланьяна «Последний побег» вошла его художественная хроника о службе в конвойных войсках на зоне особого режима в Сибири, представленная тремя повестями — «Сибирский верлибр», «По периметру особого режима» и «Последний побег». Завершает книгу авантюрная проза «День рождения мастера», в которой рассказывается о приключениях группы молодых людей-нонконформистов в середине 80-х годов. Противостояние личности и государственной «машины», необходимость сохранения человеческого достоинства в любой ситуации — вот основная идея, пафос прозаических произведений автора.


Территория бога. Пролом

Острая и современная проза Юрия Асланьяна — это летопись вишерской земли и памятник ее героям. Автор предлагает читателю детективный сюжет, но в результате расследования на первый план выходят вечные темы — судьба, предназначение, поэзия, верность себе и своему делу, человечность… Под взглядом одинокого Бога все происходящее на дальней северной территории имеет смысл и ничто не проходит напрасно.


Рекомендуем почитать
Сын Эреба

Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.


Властители земли

Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.


Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


И снова про войну

В книгу детского писателя А. С. Зеленина включены как уже известные, выдержавшие несколько изданий («Мамкин Василёк», «Про войну», «Пять лепестков» и др.), так и ранее не издававшиеся произведения («Шёл мальчишка на войну», «Кладбище для Пашки» и др.), объединённые темой Великой Отечественной войны. В основу произведений автором взяты воспоминания очевидцев тех военных лет: свидетельства ветеранов, прошедших через горнило сражений, тружеников тыла и представителей поколения, чьё детство захватило военное лихолетье.


Звонница

С годами люди переосмысливают то, что прежде казалось незыблемым. Дар этот оказывается во благо и приносит новым поколениям мудрые уроки, наверное, при одном обязательном условии: если человеком в полной мере осознаётся судьба ранее живших поколений, их самоотверженный труд, ратное самопожертвование и безмерная любовь к тем, кто идет следом… Через сложное, порой мучительное постижение уроков определяется цена своей и чужой жизни, постигается глубинная мера личной и гражданской свободы. В сборник «Звонница» вошли повести и рассказы о многострадальных и светлых страницах великой истории нашего Отечества.


Диамат

Имя Максима Дуленцова относится к ряду ярких и, безусловно, оригинальных явлений в современной пермской литературе. Становление писателя происходит стремительно, отсюда и заметное нежелание автора ограничиться идейно-художественными рамками выбранного жанра. Предлагаемое читателю произведение — роман «Диамат» — определяется литературным сознанием как «авантюрно-мистический», и это действительно увлекательное повествование, которое следует за подчас резко ускоряющимся и удивительным сюжетом. Но многое определяет в романе и философская составляющая, она стоит за персонажами, подспудно сообщает им душевную боль, метания, заставляет действовать.


Тайны гибели российских поэтов: Пушкин, Лермонтов, Маяковский

В книгу вошли три документальные повести и две статьи, посвященные трагической судьбе и гибели великих национальных поэтов России. В документальной повести «Сердечная и огнестрельная раны Пушкина» рассказывается о последних месяцах жизни Александра Сергеевича, тяжелой преддуэльной ситуации, которая сложилась в январе 1837 года, о коллективной травле поэта голландским посланником Геккерном и «золотой» молодежью Петербурга. Скрупулезно раскрыты условия и ход дуэли между А. С. Пушкиным и Ж. Дантесом, характер ранения поэта, история его последней болезни.