Дети морского царя - [47]

Теперь можно было спокойно обо всем поговорить.

— Ты жестоко обошелся с Нильсом, — сказала Эяна.

Ее брат с силой ударил руками по воде, подняв тучу брызг.

— Ты слышала, о чем мы говорили?

— Конечно.

— И что же ты ему потом сказала?

— Сказала, что ты был в плохом настроении. Сказала, чтобы он не принимал все это слишком близко к сердцу. Он очень расстроился. Будь с ним помягче, брат. Он готов поклоняться тебе, как божеству.

— Он безумно в тебя влюблен. Глупец, мальчишка!

— Ничего удивительного. Я у него первая, понимаешь, первая. — Эяна улыбнулась. — Но он уже всему у меня научился. Когда мы расстанемся, пусть не раз еще порадуется, там, в той жизни.

Тоно нахмурился.

— Надеюсь, он не будет грустить по тебе так сильно, что лишится рассудка. Нильс, Ингеборг… С кем-то еще из людей придется нам иметь дело ради спасения Ирии? Боюсь, нам с тобой вряд ли удастся обойтись без помощи датчан.

— Да, мы с Нильсом и об этом говорили. — Эяна как будто что-то вспомнила и смутилась. — В конце концов, он образумился и согласился, что надо быть очень осмотрительным, ведь ему, неопытному моряку, придется вести свой корабль среди неумолимых законов, которым подчинена его судьба. Знаешь, я не теряю надежды, — заговорила Эяна более серьезным тоном, — потому что он умен и глубоко чувствует, он не скользит по поверхности вещей, а добирается до глубинной их сути. — Она помолчала и тихо добавила:

— Может быть, именно поэтому ему так мучительна мысль о том, что нам придется расстаться. Не беда, что он неопытен, с ним же будет Ингеборг, а она всегда сумеет придумать что-нибудь дельное, да и немало разных людей за свою жизнь узнала, уж это точно. — Эяна приободрилась и даже повеселела.

— У нее сильная натура, — бесстрастно заметил Тоно.

Эяна повернулась на бок, чтобы видеть лицо брата.

— А я думала, ты ею восхищаешься.

Тоно кивнул.

— Да, она мне нравится.

— А уж она-то… Я ведь все слышала, когда сидела в вороньем гнезде.

Люк был открыт, и все было слышно. Как она обрадовалась, когда ты ее разбудил! — Эяна вздохнула и немного помолчала, прежде чем продолжить.

— На другой день мы с ней поговорили наедине. Такой, знаешь ли, чисто женский разговор. Она все недоумевала, зачем это нужно — плыть невесть куда на поиски своего народа, когда на наше золото можно купить поропщи земельный участок где-нибудь недалеко от Альса и жить себе припеваючи. Я сказала, что мы не останемся в Дании, и тут она странно так отвела глаза и стала смотреть куда-то мимо меня, в сторону. Но потом как ни в чем не бывало принялась болтать о том о сем. Да только я-то видела, как у нее руки трясутся… Верно, и в самом деле, опасно людям с нами водиться, не для них Волшебный мир.

— И нам не на пользу дружба с людьми, — сказал Тоно.

— Да. Бедная Ингеборг. Но ведь невозможно нам двоим жить в Дании, где нет никого больше из нашего рода. Если не разыщем отца, то надо будет поискать какой-нибудь родственный нам народ, просить у них приюта. Уж и достанется нам, ведь, может быть, полсвета обшарить придется.

— Вполне возможно.

Они поглядели друг на друга. Тоно побледнел, Эяна вспыхнула. Внезапно он нырнул и не показывался на поверхности более часа.

* * *

«Хернинг» обогнул Уэльс, затем Корнуэлл, вошел в Английский канал и взял курс на восток, к берегам Дании.

4

Корабль Ванимена, медленно продвигаясь на север, преодолел уже более половины пути вдоль побережья Далмации, и тут его выследили работорговцы.

Поначалу никто, даже сам Ванимен, не заподозрил ничего плохого. Во время плавания от Геркулесовых столбов до Адриатики они часто встречали корабли и рыбачьи лодки, чему Ванимен не удивлялся: жители многолюдных городов Средиземноморья с древнейших времен занимались мореплаванием и хорошо изучили здешние воды. Из осторожности Ванимен вел свой корабль вдали от берегов, поскольку в открытом море вероятность остаться незамеченными была больше. На всякий случай он приказал подданным по утром одеваться и весь день до прихода темноты не снимать матросскую одежду, которую они нашли на корабле в достаточном количестве. Ванимен запретил им также плавать в море в дневные часы.

Их корабль, построенный северянами, совершенно не похож на средиземноморские суда, размышлял Ванимен, он может привлечь внимание, что было бы крайне нежелательно. А кто-нибудь, пожалуй, даже захочет оказать им помощь, ибо после шторма корабль был сильно поврежден, что сразу бросалось в глаза. Если приближалось какое-нибудь судно, Ванимен жестами или на латинском языке отвечал, что помощь не требуется, до их гавани, дескать, уже недалеко. Пока все сходило гладко, хотя для Ванимена оставалось неясным, то ли хитрость удавалась благодаря латинскому, близко родственному языкам, на которых говорили народы Средиземноморья, то ли потому, что капитаны, в сущности, равнодушно смотрели на странный потрепанный корабль с шайкой подозрительных личностей на борту. Детям и женщинам Ванимен намеренно велел не прятаться, а сидеть на палубе, чтобы на встречных судах видели, что перед ними не пиратский корабль. Пока что ни пиратов, ни военных кораблей они не встретили.

Если нападут пираты, они захватят покинутый корабль, все лири скроются в море. Но лишиться корабля было бы несчастьем. Разбитый, истерзанный, неповоротливый и медительный, с полным трюмом воды, которую приходилось непрерывно откачивать, корабль все же был их убежищем и домом в этом замкнутом тесном море, где все прибрежные земли поделили между собой христиане и приверженцы ислама, где из огромного множества обитателей Волшебного мира не уцелел ни один.