Дети морского царя - [28]

Тоно указал капитану курс. Корабль должен был подойти как можно ближе к цели. Приступить к делу Тоно решил с утра: солнечный свет должен был стать его союзником в борьбе с Кракеном. Корабль замер, качка сразу стала ощутимой. Над морем просыпался день, безветренный и безмятежный, в ясном синем небе постепенно слабели последние порывы ночного ветра.

Беззаботно бежали вдаль невысокие волны е белыми гребешками пены.

Всякий раз глядя на море, Тоно, как когда-то в детстве, испытывал восхищение — до чего красив, до чего прихотлив и изыскан изгиб каждой из миллионов и миллионов волн, и нет среди них двух одинаковых, и ни одна не покажется дважды, что ни мгновенье, то перемена, неповторимая новизна. А каким ласковым теплом омывает все тело солнечный свет, какой нежной прохладой веет в солоноватом воздухе!

— Пора, — сказал Тоно. — Незачем попусту терять время.

Вышедшие на палубу пятеро матросов уставились на него с любопытством и страхом. Все они стояли, держа в руках копья, и так крепко вцепились в свое оружие, словно боялись выпустить — так мертвой хваткой держится утопающий за обломки корабля. Кадыки у всех пятерых так и ходили.

Ранильд сохранял спокойствием но на всякий случай вооружился арбалетом. Нильс был бледен, от волнения его кидало то в жар, то в холод. Самолюбие юноши было уязвлено — обидно было оставаться в стороне, когда другие шли в сражение. Нильс был еще слишком молод и не задумывался о том, что смерть не щадит никого, ни стариков, ни тех, кто только начинает жить.

— Эй вы, увальни, — насмешливо крикнул Кеннин, — а ну-ка за работу!

Хватит прохлаждаться, дело как-никак стоящее. Вставайте к лебедке!

— Командую здесь я, понял, парень? — на удивление спокойно сказал Ранильд. — Слышали, вы? Мальчишка дело говорит. Берись за брашпиль, Сивард скривился.

— Капитан, — хрипло сказал он. — Я бы… По-моему, лучше изменить курс.

— Держи карман. Стоило, что ли, тащиться в такую даль, чтобы вдруг пойти на попятный. — Ранильд ухмыльнулся. — Вот уж не думал, что ты, Сивард, не моряк, а плаксивая баба. Знал бы, что ты баба, так нашел бы тебе подходящее применение.

— А какой прок от мужика, если его сожрет морская гадина? Пораскинь-ка мозгами, братва. Вот уволочет нас чудище на дно на том самом крюке, которым мы его вытащим из моря. Да я… — Сивард осекся. Капитан отвесил ему такую оплеуху, что из носа у того полилась кровь.

— За работу, паршивцы, шлюхино отродье! — гаркнул Ранильд. — Не то я сам спущу вас на съеденье Кракену, черт меня побери со всеми потрохами!

Матросы бросились выполнять приказ.

— А капитан не струсил, — сказала Эяна на языке лари.

— Да, но подлецом как был, так и остался, не забывай, — напомнил Тоно.

— Не вздумай повернуться спиной к этой шайке негодяев.

— Нильс и Ингеборг не такие, — ответила Эяна.

— Да уж, Нильс не может пожаловаться на недостаток внимания с твоей стороны. А от Ингеборг и я не отвернулся бы, — со смехом сказал Кеннин. Он не чувствовал ни малейшего страха и рвался в бой с Кракеном, не думая об опасности.

Матросы с помощью лебедки подняли над палубой гранитный валун. В него был вбит большой железный таран, имевший форму стрелы с зазубренными острыми краями. В камень были также ввинчены железные кольца, к ним прикрепили за середину гигантскую, сплетенную из канатов сеть. На ее концах привязали двенадцать якорей. После того как работа была закончена, всю махину с помощью лебедки поместили на плоту, размеры которого были установлены путем предварительных рассчетов и испытаний.

Плот находился на штирборте, и когда на него опустилась каменная глыба с тараном и сеть, корабль резко накренился на правый борт.

— В путь, — скомандовал Тоно.

Страха он не ощущал, хотя в какое-то мгновенье у него промелькнула мысль, что весь этот мир, в котором он жил со своими чувствами, мечтами, раздумьями, и который жил в нем, наполняя собой его раздумья, чувства и мечты, может навсегда для него исчезнуть, бесследно сгинуть во тьме, где скроется не только настоящее и будущее, но и прошлое.

Братья и сестра сняли одежду, оставив лишь пояса с кинжалами, и повесили за спины по два гарпуна. Все трое стояли у правого борта и смотрели на море — высокий Тоно, гибкий Кеннин, белокожая стройная и крепкая Эяна.

Нильс бросился к ним ломая руки, он поцеловал девушку и вдруг разрыдался в отчаянии, оттого что не мог последовать за ней в море.

Ингеборг обнимала Тоно, не отрывая взгляда от его лица. Волосы она заплела в косы, но непокорная темная прядь выбилась под ветром и то и дело падала ей в глаза. Веснушчатое задорное лицо с пухлыми губами и вздернутым носом сейчас выражало тоску и горечь одиночества. Никогда в жизни Тоно еще не сталкивался с чувством подобной силы, ни у людей, ни среди своих соплеменников.

— Может быть, больше не увидимся, Тоно, — тихо, чтобы никто, кроме них двоих, не слышал, сказала Ингеборг. — Наверное, ни к чему говорить сейчас про то, что у меня на сердце. Да и не найти мне слов, чтобы рассказать об этом. Я буду о тебе молиться. Буду просить Господа, чтобы он даровал тебе бессмертную душу, если тебе суждено погибнуть ради спасения младшей сестры. Ты достоин бессмертия души.