Дети капитана Гранина - [10]

Подойдя снова к Хорсену, Шустров увидел на берегу раненых. Двоих несли на носилках, одного санитары тащили под руки.

— Наверху оставьте, — требовал раненый, когда его подняли на палубу. — Вот тут. — Он приткнулся спиной к рубке.

Алеша смотрел на искаженное от боли лицо, кого-то напоминающее. Из рубки высунулся Шустров:

— Где тебя, браток, угораздило?

— На переправе меня. — Раненый поднял знакомые Алеше глаза и добавил: — Мы и Хорсен, и второй остров с сержантом брали…

Алеша узнал солдата Хмару, который обыскивал его на развалинах. Узнал, хоть его и побрили в Рыбачьей слободке.

«Кормилец» на этот раз пошел прямо в Рыбачью слободку.

— Вы что носитесь как оглашенные? — кричали с пристани.

— Живучесть проверяем, — ответил Шустров, разглаживая усы. На берегу ждала санитарная машина. По сходням вбежали сестры.

— Не надо носилок, я сам, — сказал Хмара, но идти он не мог.

Левой рукой он обвил шею сестры. Алеша подхватил его справа.

— Пошли, — скомандовала сестра. — Только веди в ногу. Не топчись…

— Катя? — Алеша скосил глаза.

— Осторожнее веди, ему больно.

— А я тебя не узнал!

— Я тоже, — колюче ответила Катя.

Раненый тщетно старался не виснуть на плечах юных санитаров.

— Невеста? — страдая от боли, грустно улыбнулся раненый.

— Катя. Комсорг наш. — Алеша нахохлился.

— Ты, хлопец, не серчай на меня. Война, сам знаешь.

Алеша понял, что Хмара вспомнил про обыск.

— Какая обида, что вы!.. Все правильно.

Рука Кати дрогнула на плече раненого.

— Ну, здравствуй! — сказала Катя с раздражением, когда раненого они внесли в машину. — Что означает твое «правильно»?.. Подумаешь, жених!

— Да мы совсем про другое. Ты не так поняла, Катя. — Алеша смешался, но вспоминать про обыск ему не хотелось. — Уже служишь? — Он кивнул на матросскую звездочку на ее берете.

— Служу. Санинструктор веэмге. — И свысока, как непосвященному, пояснила: — Военно-морского госпиталя. А ты?

— Пока на мирном положении. — Алеша постыдился сказать «вольнонаемный». Вспомнив, он достал из кармана осколок: — Хочешь на память? Тепленький был…

— Подумаешь! Возле госпиталя их полно. От фугасных, от бомб.

— Это от гранаты. («Эх, рассказать бы ей про бой!..»)

— Можешь отдать своей невесте, вояка! — насмешливо сказала Катя. — Тебя на военную службу не берут?

Шофер уже завел мотор, из кабины звала старшая медсестра:

— Белоус, в машину!

— Сейчас! — отмахнулась Катя. — Ты хоть написал матери?

— Там немцы. — Алеша опустил голову. — Уже в сводке было…

— Белоус! — Старшая высунулась из кабины. — Сколько можно!..

— Добивайся, Горденко, настаивай! — Катя вскочила в кузов. — Может, к нам в санитары возьмут…

Машина тронулась. Алеша стоял, пока она не скрылась за бугром.

На земле валялся кусочек рваного металла.

* * *

Среди многих рапортов, поданных командиру базы торпедных катеров о назначении в десант, была решительная просьба Ивана Щербаковского. На Ханко он только прибыл, никто его еще не знал, взяли шофером полуторки. В прошлом торговый моряк, он облазил весь свет, прошел все — от палубного матроса до механика. Был он черен как цыган, быстр и резок в движениях и разговоре, роста среднего, но жилистость и худоба делали его высоким. Он уверял, и в это нетрудно было поверить, что именно в котельной он навеки почернел, а палящее солнце тропиков так выдубило его кожу, что ни одна пуля ее не пробьет. На этом основании он требовал зачислить его к Гранину немедленно и включить в список добровольцев обязательно под номером один — так и написал в рапорте. Командир береговой базы, выслушав его доводы, сказал, что список составят по алфавиту:

— Ваше место в нем на «Щ». Понятно? Можете идти.

Щербаковский выбежал из штаба, что-то вспомнил, вернулся, нашел нужного писаря, узнал, что все матросы на «А» в море, а список открывает фамилия Бархатов. Он пошептался с писарем и ушел. В назначенный час добровольцы построились у штаба в полном вооружении. Начальник строевой части развернул список и выкликнул:

— Щербаковский Иван Петрович!.. — Осекся, пожал плечами и закончил: Главный старшина.

— Есть! — радостно крикнул Щербаковский, благодарно зыркнул на писаря и тут же под сердитым взглядом командира береговой базы вытянулся так, словно в него вогнали жердь.

— Бархатов Борис… Макатахин Михаил… Никитушкин Николай…

Перекличка кончилась, начальник политотдела сказал напутственное слово, и катерники строем двинулись в Рыбачью слободку, где их поджидал «Кормилец». Там опять выкликали по списку, и Щербаковский первым прыгнул на буксир.

Увидев Алешу без дела возле рубки, он протянул ему автомат:

— Подержи, сынок, машинку. Приготовимся нырять с вашей шаланды в залив. Щербаковский стал заправлять флотские брюки в скрытые под ними сапоги.

Алеша простил ему даже «шаланду», приняв на хранение автомат.

Совладав с обмундированием, Щербаковский взял оружие.

— Нравится? — спросил он покровительственно.

— Нравится, — подтвердил Алеша.

— Ты какого года?

— Тысяча девятьсот двадцать третьего.

— Сосунок еще. В твоем возрасте Иван Петрович весь свет обошел, исключая Албанию и Китай, побывал даже в таком государстве — Таи, где императором его величество Пу И.

Матросы хохотали, но Алеша не удержался, поправил: