Дети Индиго - [49]

Они знают, что принадлежат миру. Они являют собой новый шаг в эволюции человечества.

Мы не знаем о них ничего, но хотим вырастить этих миротворцев! Мы хотим дать им все, чтобы они могли проявить себя. Ведь они воплощают в себе более совершенное сознание, о котором мы не смели даже мечтать.

Многие духовные и религиозные исследователи отмечают глобальный феномен Индиго и утверждают, что он послужит толчком к изменениям в пророчествах, касающихся судеб рода людского. Этот феномен говорит о значительном шансе для эволюции человечества, более важном, чем просто смена тысячелетий. Он сводит на нет зловещие предсказания о конце света, о чем говорилось в древних манускриптах, и актуализирует другую духовную информацию, которая утверждает, что люди могут изменить свою судьбу, избавившись от страха и ненависти и устремившись к лучшему будущему.

Наилучшая возможность перебросить мостик к следующей главе нашей книги — это представить рассказ Лори Джой Пинкхэм. Она не только мама, но также имеет ученую степень в области дошкольного образования, полученную в университете Нью-Гемпшира, а также степень доктора богословия.

Лори поделится с нами своим нелегким опытом относительно взаимоотношений с Детьми Индиго. Хотя она рассуждает о высоких материях, вы заметите новые ссылки на проблемы детей с ADD и ADHD. Почему этот медицинский диагноз то и дело встречается на страницах этой книги? И каким образом он связан с Детьми Индиго?

Итак, вот рассказ Лори, Держите его в уме, когда в следующей главе будете читать о риталине, диагнозе ADD и альтернативных оздоровительных рекомендациях для тех Детей Индиго, которым диагноз ADD был поставлен ошибочно.

Мои дорогие Индиго Доктор Лори Джой Пикхэм

Я вырастила двоих Детей Индиго, и три мои внучки — тоже Индиго. Мои сыновья родились в 70-х годах, а внучки — в 90-х. На протяжении всего этого времени их воспитание было для меня нелегким делом. Я всегда знала, что оба моих сына отличаются от других детей, причем каждый по-своему.

Марк, мой старший сын, всегда был чувствительным и очень отчужденным от других людей. Когда он был совсем ребенком, он мог часами лежать в своей кроватке и разговаривать с игрушечным фургончиком и мягкими игрушками. Он не любил, когда его брали на руки и обнимали, но предпочитал быть незаметно направляемым и чувствовал себя комфортно в своей кроватке.

Марк научился говорить очень рано. Он произносил целые фразы уже в полтора года. Когда ему исполнилось два, он ловко складывал конструкторы вроде Лего и Линкольн Логз; он любил музыку, особенно Моцарта, Шопена, Бетховена и музыку барокко.

Скотт, мой младший сын, чувствовал себя очень несчастным с самого рождения и постоянно плакал. Это продолжалось три года. Первые девять месяцев жизни он спал очень мало, большую часть времени проводя со мной в снуггли (рюкзачке для малышей). Комфорт от ощущения моего сердцебиения, близости и тепла моего тела, казалось, был единственной вещью на свете, которая могла успокоить его, рождая чувство безопасности, и здесь он хотя бы недолго мог поспать.

Самой большой проблемой для меня было отсутствие помощи. У нас не было близких друзей, поскольку мои дети считались ненормальными и соседи не приглашали нас в гости. Мы чувствовали себя оторванными от мира.

Я всегда любила детей и знала, что у меня их будет по крайней мере двое.

Пытаясь понять своих детей, я защитила докторскую диссертацию в области дошкольного образования и в 80-е годы работала в рамках программы по защите детей. В это время я имела возможность наблюдать очень разных детей. Эти дети рассказывали мне самые невероятные истории об ангелах, святых и воображаемых друзьях. Я обожала слушать их, и мне доставляла удовольствие мысль, что однажды этих детей сочтут нормальными и что эти истории — реальность, которую мы со временем поймем.

Оба моих ребенка были необычными с точки зрения их поведения. Скотт будил меня ночью, чтобы выйти погулять на улицу и посмотреть на космические корабли, которые были видны ему одному. Я обычно вставала, выходила из дома и только слушала сто рассказы о том, что он видит. Сама я ничего не видела! Я знала, что это важно для него, а находиться на улице одному среди ночи для семилетнего ребенка было опасно. В этот период, который продолжался до тех пор, пока ему не исполнилось четырнадцать лет, мы беседовали о самых разных метафизических вещах, которые он знал.

Марк звал меня в свою комнату ночью и спрашивал, вижу ли я космонавта, стоящего рядом, или летающие тарелки. Естественно, я ничего не видела, но очень хотела увидеть. Оглядываясь назад, я удивляюсь: неужели это именно мои дети разбудили во мне новое понимание мира?

В 1984 году Скотту, столкнувшемуся с огромными трудностями в школе, был поставлен диагноз ADHD (в то время эта аббревиатура звучала как ADDH). Я тогда ничего не знала об этом и с головой погрузилась в книги. По мере того как я начинала что-то соображать в этом, мне стало ясно, что Марк тоже был ADD, в его поведении лишь не было фактора гиперактивности. Это положило начало моему новому подходу к воспитанию детей, базирующемуся на понимании и стремлении сделать их жизни и нашу совместную жизнь как можно более спокойными. Это было нелегко!