Дети, играющие в прятки на траве - [25]

— Там она наличествует. — возразил я. — Ты, наверное, забыл…

— Нисколько! Именно наличествует — эдак между делом, ненавязчиво. Мол, что-то вроде было… Плохо, очень плохо! Нынешние дети подрастают без высоких образцов для подражанья, без надежных идеалов. Нам нужны сейчас герои. Ну так вот они! Я выбрал бы из разных версий самую правдоподобную, великолепную, навел бы лоск где надо и — пускай все знают! Пусть все учат и до самой смерти помнят! А то эти слухи и пустые домыслы порою просто бесят…

— Что ж, возможно, так когда-нибудь и сделают. Возможно. — Я пожал плечами. — Если мир до тех пор уцелеет. Конфронтация не может слишком долго длиться. Скоро будет взрыв, финальное сражение.

— Армагеддон! — на пафосе, в тон мне, докончил Левер. — Изумительное прорицанье!.. Как же, как же, теоретики не дремлют, наши практики выходят в авангард, а террористы не дают покоя никому!.. Который век — одно и то же. Вроде все затихло — и опять. Мусолят, будоражат… Просто поразительно! — он встал и поднял жалюзи на окнах, с преувеличенным вниманием вглядываясь в зимний сумрачный пейзаж. Мир за окном был непроглядно пасмурным, каким-то синевато-серым, снег лежал повсюду, подступая к станции громадными пушистыми сугробами. Суровая уральская зима, на самом пике здешних холодов, и теплая весна еще нескоро… — Нет, — сказал он, возвращаясь в кресло, чтоб допить свой мерзкий тоник из кофейных трав, — не видно никого. Они пока не подошли.

— Да брось ты ерничать! — одернул я его, хотя и недостаточно, пожалуй, строго. Из меня плохой начальник: не умею подчиненных должным образом струнить, вот разве что сорвусь порою, наору, но тотчас и утихну — не могу сердиться долго, а тем паче, как положено толковому руководителю, мстить неугодным, дожидаясь подходящего мгновёнья. — Это даже не смешно. И правда, есть такие донесения, что биксы в несколько последних дней уже и за Уралом появились. И в других местах… Где им быть вовсе не положено. По Соглашению. Слыхал, наверное? Или в местах, откуда ты сюда попал…

— Нет, слышал, как же! — лицо Левера внезапно стало постно-чутким и благочестивым, как когда-то в школе у учителей, рассказывавших нам, недомуштрованным балбесам, о различных грандиозных и гуманных достижениях прогресса. — Потому ты и нагрянул сюда, в глушь, с инспекцией. Как, дескать, обстоят дела… Не затесались бы враги…

Ведь эта станция, насколько мне известно, твое детище. Любимый твой проект. Как, впрочем, и десятки остальных, что по периметру… Спасибо вам, отец родной, детишки уж не чаяли так скоро повидаться!..

— Хватит, Левер, надоело! Точка! — выйдя из себя, прикрикнул я. — Всему же есть предел!

— Ну хорошо, ну хорошо, — он замахал с готовностью руками. — Осознал, не буду… Но вот ты заметил: конфронтация, финальное сражение… Короче, будет подо всем подведена черта — жирнющая… Насколько я соображаю, плохо будет всем. И это запланировано, черт возьми! Но почему?

— Что — почему? — не понял я. — Сражение? Издержки долгих лет борьбы?

— Да нет же! Почему без этого — нельзя? Зачем уж всем-то плохо, а?

— Всем! — покрутил я головой. — Ты как ребенок, Левер. Разве может быть иначе? Вспомни-ка Историю. Случалось ли когда-нибудь, чтоб из воюющих кому-то было хорошо — по крайней мере в тот момент, пока идет сражение? Пока все силы на пределе? Победителю потом, конечно, легче. — Я вздохнул. — И в общем даже лучше…

— Но тому, кто начинает, поначалу — тоже, — тихо огрызнулся Левер.

— Интересная позиция! Ты словно хочешь обвинить нас всех — а заодно, выходит, и себя! — в начале боевых приготовлений. Дескать, люди — главные зачинщики. Неправда! — я был возмущен, что он не понимает очевиднейших вещей. — Нам угрожают. Нам! И если мы не упредим удара…

Левер только в изумлении развел руками:

— Да мы сами их и породили! Раньше надо было суетиться. Их угроза — это следствие недальновидности людской. Или, напротив, прозорливости — как посмотреть… И в чем, в конце концов, угроза?! В том, что они — есть? Они ведь и про нас такое же способны заявить. И будут правы. Кто мы, в сущности, для них? Как нас-то оценить?! По их масштабам — свихнутое общество, давно погрязшее в рутине и догматах, постоянно выдающее упрямое «нельзя» за светлый путь к неведомому совершенству. По их критериям, мы — очень мерзкий, своенравный полутруп, которому недолго уж осталось… А смердеть он будет — страшно, если вовремя не закопать.

— Ну, Левер, ты меня все больше удивляешь, — усмехнулся я. — Такие мысли, знаешь, просто так не возникают… Да ты биксов видел хоть раз в жизни?

— Не волнуйся, — Левер важно покивал, всем видом словно бы показывая: ничего себе, и ты, сопляк, еще со мной тягаться вздумал?!. — видел, самых разных. Потому-то я и спрашиваю: неужели без войны никак нельзя? Ну, пусть дурацкая мечта свершится, пусть всем будет хорошо, да только каждому — по-своему, и точка! Знаю, знаю, ты сейчас возьмешься возражать: мол, всем — нельзя, не по-людски, вернее, людям допустимо, а другим вот… Не по диалектике, История нас этому не учит. Как же! Может, в этом и беда? И тут случайно подвернувшиеся биксы — наш вполне реальный шанс? Шанс вовремя свернуть с дороги, выводящей нас к обрыву? А моста-то — дальше — нет! Четкая альтернатива: или мы, или они. Так нам привычнее, удобнее. Боимся за себя, за сказочную перспективу… Ведь от слабости — борьба. От скудоумия. И будь мы вправду сильные — терпели бы, нашли бы мудрый и, уж точно, прогрессивный, как мы любим выражаться, компромисс. Увы, История нас научила многому, пожалуй, даже чересчур, но только не терпимости. Себя, родных, мы любим, уважаем — более всего на свете. Нет, я в принципе не осуждаю — просто грустно. Я и сам такой. Как все…