Дети хлебных времен - [28]

— Айзис жив, — напомнил собеседник.

— Айзис? — Согомак ощутил облегчение. В одурманенном мозгу шелестели ненужные фразы из ненужных споров. — Да, я его непременно заберу. В ближайшее время.

— Меня возьмешь с собой?

Согомак задумчиво взглянул на Гунта. Все было яснее ясного. Этого увальня тоже зацепило — и зацепило, похоже, всерьез.

— Признайся, снова хочешь прогуляться с наружной стороны?

Гунт кивнул.

— Хочу. И еще я хочу понять…

— Что именно?

— Хочу постигнуть тот смысл, о котором говорил Рох. — Гунт говорил медленно, тщательно подбирая ускользающие слова. — Мы живем здесь, верно? Деремся, умираем, плачем. Зачем — никто не знает. Никто даже не задается таким вопросом! Но, может, там все происходит иначе?

— Ты имеешь в виду — вовне?

— Ты понял, что я имею в виду. Все, что я хочу, это задать один-единственный вопрос… Есть ли во всем настоящем какой-либо смысл? Нам кажется, что наш мир — главный из всех миров, но может, это не так? А если нет, то и смысл стоит поискать в ином месте, ты согласен? — Гунт указал пальцем в замызганную стену. — С той стороны, Согомак! Не здесь, а там.

— Не знаю. Наверное, смысл существует и здесь. Можно строить ночлежки, а можно спать с утра до вечера, жевать ямус с блестками и напиваться. И то, и другое бессмысленно, тут ты прав, однако… Однако простых ответов не бывает… — Согомак рассеянно окинул помещение взглядом и тут же встретился глазами с прыщавым молодчиком, сидящим за соседним столом. Сам не зная для чего, выжал из себя жалкую улыбку.

— Чего скалишься? — Голос у сопляка оказался неожиданно взрослым — густым и низким. Согомак промолчал.

— Чего скалишься, говорю?

— Интересно, отчего я такой веселый? Могу объяснить… Я, сынок, то видел, после чего в живых не остаются. А я остался. Потому, наверное, и улыбаюсь.

— А хочешь, перестанешь улыбаться? — Молодчик чуть подался вперед. Его соседи тоже стали оборачиваться. Компания, должно быть, давно уже скучала.

— Я, милый мой, хочу, чтобы ты не задирался.

— Да что ты с этим сосунком разговариваешь! — Гунт ударом ноги опрокинул табурет, на котором сидел задира. Компания молодых бузотеров немедленно повскакивала. Кто-то бросился на Гунта, а к Согомаку с чем-то шипастым в руке шагнул мускулистый парень. Челюсти его беспрестанно шевелились, в глазах стыл ненавидящий холодок.

Проводник с готовностью поднялся.

— Что ж, ты сам напросился…

Смотреть на парня было противно. Пьяными шажками он медленно подходил к проводнику.

— На, тварюга!

На этот раз Согомака опередил проснувшийся Кревет. Его сухонький кулачок с первого удара обрушил наземь крепкого противника. А в следующее мгновение его нога молотнула в грудь еще одного подбежавшего юнца.

— Ну ты даешь, — пробормотал проводник.

Он вправе был удивляться. Слабосильный и сухощавый Кревет бился, ни в чем не уступая Гунту. Согомак глядел на своих бывших спутников и не узнавал их. Эти парни словно переродились. Работая кулаками, как шатунами, они метелили шпану с таким ожесточением, что впору было вызывать блюстителей порядка.

— Хватит, парни, хватит! — Шагнув вперед, Согомак обхватил Кревета за талию. — Гунт, ты же убьешь их! Охолони!

Стискивая разбитые кулаки, могучий тарак еще раз пнул поскуливающего на полу противника, морщась, вернулся к столу.

— Пошли отсюда. Все равно спокойно уже не посидим.

Никто с Согомаком не спорил. Приятели вышли из кабака и медленно побрели по кривой улочке. Тусклый свет пылью стелился по дороге, низкие, почерневшие от времени козырьки топорщились над лазами в Пещеры. Взор ни на чем не останавливался, скользил по серому обжитому ландшафту, как перышко по воде. В луже бултыхались чумазые дети, тут же рядом на одной из обочин спившийся вконец пург ворчливо обшаривал своего товарища. Троица брезгливо обошла неопрятную парочку стороной.

Уже на окраине они выбрали взгорок посуше, присели на круглых, отшлифованных ветрами камнях.

— Какие все-таки подонки! — Кревет все еще не мог успокоиться. — Ничего в жизни не видели, а уже готовы проламывать окружающим головы.

— Брось! — Согомак неспешным движением огладил усы. — Дурни и молокососы, что с них взять.

Кревет посмотрел на него с тревогой.

— Значит, вы снова уходите? Но я тоже хочу с вами!

— Ничего еще не решено.

— Когда решите, будет поздно!

— Ты-то куда рвешься, дружок? Вспомни, как тебе было страшно.

— Было, не спорю. Зато теперь понимаю, что такое настоящая жизнь! А гнить здесь заживо, глотать брагу и жить ради пуза не хочу! Рох верно говорил, есть иной — более высокий смысл. И есть иные миры. Ради них, наверное, и стоит жить.

— Кто знает, возможно, ты прав… — Приставив ладонь козырьком ко лбу, Согомак поглядел вдаль.

— Это не Беана ли бежит?

— Действительно. Теперь-то ей можно бегать.

Кревет густо покраснел, вызвав усмешку Гунта.

— Да уж, летит времечко… Как детей-то будете называть, а, Согомак?

— Не волнуйся, что-нибудь придумаем. Во всяком случае ни Роха, ни Кайсана, ни Линиса не забудем. А остальных, я так думаю… — Согомак поперхнулся на полуфразе, усы его сами собой встопорщились.

Легкое чувство тревоги подступило и схлынуло. Теперь он уже почти не сомневался: где-то в отдалении кружит Вихрь. Проводник еще раз взглянул на приближающуюся Беану и изумленно привстал.