Дети горчичного рая - [15]

Это только вступление к издевательству. И класс это понимает. Кое-кто уже хихикает, иные мрачнеют, опускают головы.

– Это тетради Джона Майнарда и Энн Гоу, сэр! – вскакивает Фэйни. На лице директорского сынка написано величайшее удовольствие.

Мальчик и девочка на последней парте съеживаются. Пробил их час!

– Правильно, Мак-Магон, – кивает Хомер, – это действительно тетради названных тобой учеников… Подойдите сюда, Майнард и Гоу.

Нэнси первая поднимается с места и медленно идет к учителю. Губы ее обиженно вздрагивают. Тетрадка Майнарда ничуть не грязнее, чем у любого из мальчиков, а уж у нее, Нэнси, тетрадка всегда совсем чистая, самая чистая в классе, пожалуй…

Тоненькая, с лицом цвета полированного ореха и пышной шапкой волос, Нэнси похожа на гвоздику в высокой рюмочке. Мать Нэнси – танцовщица в местном театре, и Нэнси унаследовала от нее грациозность и пластичность движений.

Покачивая кудрявой головкой на длинной шейке, девочка подходит к учителю. За ней, волоча ноги, следует Джон Майнард – насупленный и неловкий с виду подросток. У Джона – кожа цвета загара, никто не заподозрил бы в нем темнокожего.

Скосив глаза, Ложка Дегтя смотрит на Чарли, и у того начинает щемить от жалости сердце.

– Так… – говорит Хомер, критически разглядывая мальчика и девочку. – Скажите, о чем вы думали, когда пытались решать примеры? О жареной курице с тыквой? О кукурузных зернах? О прошлогоднем снеге? Об игре на барабане?

В каждом его вопросе – издевка, и у Чарли холодеют руки. Он чувствует сухой жар, поднимающийся к щекам, слышит, как кровь шумит в ушах.

– Вам нечего мне ответить, потому что вы ни о чем таком не думали, – продолжает Хомер. – А не думали вы попросту оттого, что вам вообще не свойственно думать. Я вам скажу, Майнард и Гоу… я скажу вам искренне, потому что я желаю вам обоим добра. – Тут голос Хомера становится почти ласковым. – Видите ли, дети мои, вам изучать алгебру – просто потеря времени. Гораздо целесообразнее вам учиться, как приготовлять соус для жаркого.

Глаза смуглой девочки наполняются слезами – огромные темные глаза, похожие на глаза лани. Приготовлять соус ей, Нэнси, мечтающей о великой славе поэта, ей, сочиняющей стихи, известные всей школе, одобренные самим мистером Ричардсоном!

– А как же, сэр… я про себя не говорю, сэр, я сама знаю, что я решила только две задачи из четырех, – говорит она дрожащим голосом, – но Чарли Робинсон, сэр? Он ведь такой же, как мы, сэр, а ведь лучше всех у нас в классе знает алгебру!..

Шепот проносится по кабинету. Фэйни, Рой и несколько ребят из их компании презрительно фыркают. Хомер отмахивается от девочки:

– Забирай свою тетрадь и ступай на место. И не задавай глупых вопросов. Если я говорю что-нибудь, значит, у меня для этого есть основания. Я поставил тебе и Майнарду «эф» («плохо»).

Нэнси начинает громко, на всю комнату рыдать. Джон Майнард стоит перед учителем согнувшись, опустив руки вдоль тела; он похож сейчас на деревянного паяца, которого Чарли видел однажды на ярмарке.

Сердце Чарли так колотится, что трудно дышать. Некоторые из ребят решили всего по два примера, и все же Хомер поставил им «удовлетворительно». Как ненавидит сейчас мальчик Хомера, как ненавидит он всех, кто издевается над его народом!

Шумит, шумит кровь в ушах! Чарли знает: Горилла ждет только случая, чтобы донести на него директору. После истории с дактилоскопированием достаточно малейшего повода, и его вышвырнут навсегда из школы. Еще три дня назад мать, его милая мать, долго плакала и умоляла Чарли, своего золотого, драгоценного мальчика, сдерживаться и не навлекать на себя гнев начальства, хотя бы в память отца, который так хотел, чтобы он стал ученым.

И Чарли обещал. А теперь вот чувствует, как трудно сдержать это обещание. Сейчас, сию минуту он встанет и скажет этому страшилищу все, что думает о нем черный парень! Чарли опирается руками о парту и облизывает пересохшие губы. О счастье! В это последнее мгновение раздается резкий, как удар, звонок, спасительный для мальчика и, быть может, для Хомера.

Чарли тяжело переводит дух.

– Выходите из кабинета, не задерживайтесь, – машинально, по привычке, говорит он школьникам.

8. В перемену

В распоряжении школьников – целые четверть часа. Моментально составляются партии в бейзбол, в салки, в «львов и тигров». Девочки прыгают через веревочку, чинно гуляют парами или стрекочут как сороки.

На взгляд, на очень беглый взгляд непосвященного человека, все дети во дворе играют и бегают вместе, все смешались в общий веселый хоровод. Но уже через несколько минут каждый мало-мальски внимательный наблюдатель начал бы различать отдельные группы, которые никак не смешиваются между собой. Он увидел бы занятых какой-то сугубо военной игрой бой– и герл-скаутов, которыми командует белесый мальчик, похожий на моль. Он заметил бы отдельную команду играющих в бейзбол мальчиков и девочек в дорогих спортивных костюмах и среди них юного денди в желтых туфлях, самого великолепного и высокомерного.

Ему бросилось бы в глаза, что поодаль от бейзбольной площадки, стараясь не подбегать к ней слишком близко, носятся «тигры» в заштопанных бумажных свитерах и заплатанных вельветовых штанишках и «львы» в ситцевых платьицах, вылинявших от бесконечных стирок.