Дети Гамельна. Зимний виноградник - [44]

Как всегда, все началось неожиданно. Мгновение мертвой тишины, которая всегда наступает перед сшибкой. Наверное, ее дает Господь, чтобы люди одумались и прекратили грешить смертоубийством. Только они никогда не останавливаются… Грохот залпа ударил по ушам не хуже молота. Чуткое ухо Мортенса вычленило в общем гуле слаженного залпа хлопок и истошный вопль, видать, кого-то опять подвело ружьишко, и вспышка пороха обожгла физиономию. Тут даже не скажешь, что хуже — сдохнуть от такого сразу или дожить до лазарета, когда лекарь станет прижигать раны кипящим маслом. В нос шибанула резкая вонь сгоревшего пороха, противник пальнул в ответ. Молящийся по левую руку глухо фыркнул, изо рта у него вырвался фонтан крови — пуля попала прямо в грудь. Хуго вздрогнул от неожиданности — горячие брызги стегнули по лицу. Раненый с надрывным хрипом сделал пару неверных шагов, уронил пику в грязь и медленно, едва ли не с достоинством, повернулся, прежде чем упасть навзничь. Сзади кто-то начал шумно блевать. Спустя мгновение, из клубов дыма, в разлетающихся комьях грязи, возникли огромные фигуры всадников, похожих на сказочных кентавров, и кавалерия схлестнулась с пикинерами.

Мортенс слышал про людей, которые оказывались настолько опытны или скорбны головой, что, будучи в первой линии, могли следить за ходом боя и потом связно все рассказывать. Сам он потерял счет времени, и после схватки память сохранила лишь отдельные моменты. Как при ударе молнии, что выхватывает из окружающего краткий миг.

Команды сержантов. Лютое, ужасающее ржание напоровшихся на пики лошадей. Проклятия бойцов на многих языках. Стоны и безумные крики раненых. Наконец, радостный вопль, когда атакующие показали спины. И последний стон кумаша, которому пика вошла точно в подсердье, проломила легкий панцирь и швырнула с коня в липкую весеннюю грязь…

Бой закончился.

Пикинер оглянулся, протер глаза, залепленные коркой из грязи, крови и порохового осадка. Убитый в самом начале пулей в грудь так и лежал, глядя в небо стеклянным взором. Сосед справа так же покоился мертвым, удар копытом размозжил череп под худым кожаным шлемом.

«А он мне денег должен был…» — подумалось пикинеру.

Хуго уронил пику и сел прямо в грязь. Ноги тряслись и грозили вот-вот подломиться. Хотелось помолиться и поблагодарить Всевышнего за спасение, но все слова выдуло из головы. Осталось только «А я опять живой…».

Никто и не заметил, как капитан вышел из кустов. Если признаться, то ни один человек не мог похвастаться, что может услышать ночью шаги Густлова. Да и не старались, кроме нерадивых часовых, конечно. Кое-кто и нехорошее о капитане поговаривал втихую, скрещивая пальцы за спиной. Но больше странного ничего не замечалось, потому и сходили на нет подобные разговоры очень быстро.

— Доброго вечера всем! — уронил капитан и присел возле небольшого костерка. Сидящие вокруг солдаты спешно начали подвигаться, освобождая побольше места командиру.

— И вам доброго вечера, герр капитан! — поспешил ответить Хуго. — Какими судьбами к нашему очагу скромному?

— Не прибедняйся, студент. Разговор есть. К тебе, — Густлов поднял глаза на пикинера. Хуго поразился, насколько бледным стал капитан, обычно лучащийся здоровьем. — Отойдем?

Мортенсу только и осталось, что кивнуть да пойти в темноту за капитаном. Недалеко идти пришлось. Даже пламя еще видно было. Шагов семь-восемь, стало быть. Ночи здесь темные…

— Слушай, студент, тут такое дело… — Капитан ощутимо мялся, не зная с чего начать. Тяжелое, видать на душе лежало, ой, тяжелое.

— Начинайте лучше с начала, — подсказал пикинер, набравшись смелости. — Самое верное дело. Всегда сам пользуюсь да другим подсказываю. Еще батюшка, мир праху его, учил так поступать.

— Мудрый у тебя батюшка был, — хмуро ответил Густлов, набивая трубку. Табак крошился под чуть подрагивающими пальцами и падал вниз, засеивая крошками землю, пикинер сделал вид, что не видит этого, но ему стало страшновато, а вернее, тоскливо. От предчувствия.

— Присядем? — предложил капитан.

— А почему бы и нет! — Мортенс первым сел на поросшую колючей травой кочку.

— Тут такое дело, — решился Густлов, так же выбирая местечко посуше. — Гложет что-то. Черный кто-то рядом ходит. Страшно мне, студент. Которую ночь не сплю. Днем молодец молодцом, а как солнце закатится…

Солдаты немного помолчали. Капитан щелкнул кресалом, раскуривая трубку, потянуло табачным дымком, необычно сладким на фоне кислого порохового запаха, что не до конца еще выветрился из одежды. Пикинер с трудом удерживал трясучку, ему стало очень холодно, несмотря на то, что ночь была на редкость теплая. Капитан если и боялся чего в жизни, то никогда того не показывал. И вдруг такое признание. Только полный дурень мог предположить, что к добру прозвучали эти слова…

— И что я могу тут сделать? — осторожно уточнил Хуго. — Вы бы к отцу-капеллану подошли. Я же не священник да и не исповедник.

Капитан неожиданно качнулся вперед, словно гадюка в броске, крепко ухватил Мортенса за отворот куртки. Придвинулся поближе и зашептал прямо в лицо, обдавая жарким дыханием:

— Не ври мне, Хуго, не стоит! Думаешь, я поверил в твои сказки? Ты — можешь. И сделаешь. А не то…