Дети Гамельна. Ярчуки - [38]

— Язык прикуси, — ответствовала властная полюбовница кудряша. – Путал меня покойник, и ты туда же. Здесь копайте!

— Этак оно снаружи или изнутри зарыто? – уточнил Хома, представляя целую прорву работы. – Может, уточнить у того шутника? Что торопиться, завтра вернёмся, хорошо обдумавши.

— Поболтай языком, казаче, поболтай. Сейчас сходишь, у хозяйчика сам спросишь. А мы здесь подождем, — проскрипела чёртова баба.

— Да я разве его найду?! У меня и чар нет, – поспешно напомнил Хома.

— Ну и мусоль свои пистоли, — буркнула ведьма, извлекая из-под плахты-передника длинную тёмную кость.

Хома решил, что советы давать в такой щекотливый миг, только дело портить. Да и язык как-то поприсох к нёбу.

Костяную руку ведьма держала, не то что полную, а так, коротышку: от пальцев иссохших до локтя с белой торчащей костяшкой. Слуги глядели, как пристраивает хозяйка мертвецкую конечность на острие короткого колдовского ножа. Фиотия приподняла нож повыше и вовсе отпустила сушёную руку – та миг бессильно равновесие ловила, потом дрогнула. Хома, обмерев, смотрел, как она крутится на кончике клинка, как бежит по ножу синеватое мерцание. Вдруг замерла рука, скрипнула пергаментная кожа, шевельнулся указующий перст с длинным желтым ногтем. Все глянули на стену былого дома…

— Изнутри копайте, — молвила ведьма, снимая с ножа страшный указатель.

Хома перевел дух. Вот к чему те заклятья вообще нужны? Оно ж и так было понятно, что изнутри рыть придется. В жизни всегда так: где неудобнее, там и рой, да поглубже. Не ошибёшься.

Взялись за дело: расчистили край угла, сдвинув обвалившуюся глину, недогоревшую дранку и иной мусор. Хома, поплевав на ладони, взялся за кирку. Хрупкая панночка прытко отгребала лопатой землю, за ней топтался кобельер, которому лопата была привычна не более, чем монастырскому карпу мушкет. Но и без него вгрызлись лихо. Очень скоро кирка бухнула по чему-то твёрдому.

— Прыть поумерь, сокол красноносый, — приказала ведьма, устроившаяся на остатке подоконника.

Расковыряли яму чуть шире – обнаружилась дощатая крышка. Поддеть оказалось сложно. Хома подвёл острие кирки, панночка вдарила по тупому концу инструмента молотом. Над пустырем разнёсся недобрый звон.

— Потише, весь великий град перебудите, — цыкнула ведьма.

Кирка преграду все ж пробила, казак хекнул-гикнул, поднатужился и вскрыл настил. Дальше пошло легче – панночка на раз подвышибла молотом толстые доски. Раззявился провал, в который и лунный свет-то не заглядывал. Пахнуло изнутри чем-то дурным и редкостным. С Хомы азарт мигом слетел: одно дело кладоискательству предаваться, другое лезть в заведомо нехристианскую ловушку. Покойные иудеи чего угодно могли там запрятать.

— Огня бы надо, — сказал казак, спешно отступая от адской дыры.

— На огонь мошка летит, – проскрипела ведьма, похоже, тоже встревоженная недобростью тайного клада.

Слуги и хозяйка смотрели на дыру. Соваться внутрь никому не хотелось: вроде и манил клад, но и пугал нешуточно.

— Глянь-ка, Хеленка, что там, — приказала ведьма. – У тебя очи зоркие, ночные. Но не лезь, сверху глянь.

Панночка мотнула гривастой головой, но к дыре подступила – не иначе, как и самой было любопытственно. Опустилась на колени, откинула мешающие волосы, глянула во тьму подземную, да тут же отпрянула.

— Сидит, значит? – проскрипела хозяйка.

Хелена кивнула, не отрывая взгляда от дырищи.

— Всё одно, нужно гроши доставать, — проворчала ведьма. - Анчес, не стой как неродной, бери девицу за стройны ножки, отдёрнешь, ежели ухватят её. А ты, казаче, что рот раззявил? Вооружался для чего?

Хома опомнился, выхватил пистоли и взвел курки.

— Своих не пореши, — напомнила хозяйка и протянула паненке еще один инструмент. Хелена бестрепетно взяла мёртвую руку – сухие пальцы той мигом растопырились на манер жутковатой хваталки и алчно зашевелились.

Анч, вздыхая, обхватил паненку чуть пониже невеликой, но этак весьма и весьма душевно налитой дупочки. Хелена решительно занырнула во тьму, принялась подцеплять что-то невидимое своим сухоруким крюком. Хома держал пистоли наведёнными на клад и скапливал казацкое мужество. Да что ж оттуда может скакнуть? Змей насовали? Гиенов? Или иные ядовитые гады в темноте той обретаются? Как бы не промахнуться…

Вынырнула панночка, потянула Сух-Руку. В мёртвой длани качался подцепленный за край ткани узел – судя по усилью скрипящих костяшек – тяжёлый. Подняв из провала, Хелена попробовала выдернуть добычу из сушеных пальцев – те вцепились вовсе намертво и не отдавали.

— Да помогите девке! – приказала хозяйка.

— Я ж её держу, — отозвался Анчес, старательнее облапывая девичьи бёдра.

— Так, а я ж с оружьем, — справедливо указал Хома, которому касаться умной мертвой руки хотелось ничуть не больше, чем гишпанцу.

Ведьма простонародно выругалась и принялась самолично отбирать у Сух-Руки добычу. Пришлось бить магическую длань по костяшкам.

— Как в своё вцепилась, дрянь скаредная!

Наконец, узел с обнадеживающим звоном бухнулся на землю. Ведьма разрезала тряпку – под ней был замысловатый медный горшок. Фиотия осторожно встряхнула посудину – из горловины посыпались монеты. Славные такие монеты, хоть и тусклые, но уж точно золотые. Хома отчетливо видел дукаты и червонцы – э, тут бы и зачерпнуть горсточку, а лучше сразу две!