Дети доброй надежды - [235]

Он не знал, что в этой войне ему придется стать во главе армии, куда большей, чем те, которые когда-либо имел Суворов, — армии всей страны.

Уже посланники начинали сговариваться об англо-русском союзе.

Уже войска империи готовились идти из Франции к западным рубежам России.

Но армия и народ готовы были ее защищать.

12

Ушаков скромно жил в своем тамбовском имении, в белом двухэтажном доме с маленькими окнами и сводчатыми потолками, почти на опушке монастырского леса. Липы и вязы окружали дом.

Из девятнадцати душ крестьян, унаследованных им от отца, он оставил при себе семь человек, а остальных отпустил на волю и помог им построиться, не пожалев на это своих средств.

А в соседней деревне — Бабееве — свиренствовал помещик Беглов: он бил и увечил своих крепостных, отнимал у них скот и хлеб. Бабеевские крестьяне часто приходили к Федору Федоровичу и просили за них заступиться. Ушаков тотчас же отправлялся к помещику, подолгу беседовал с ним и почти всегда выговаривал «льготу» для крестьян...

Летом 1811 года Федор Федорович еще раз увидел Черное море, приехав в Севастополь по личным делам.

В Бельбеке у него была земля, в городе, — заложенный дом. Пора было привести все в порядок. Жить оставалось немного — недуг подтачивал силы, и он торопился: как бы не помешала война.

Город-крепость притих, настороженный и суровый. Флот в боевой готовности стоял на рейде.

Ушаков вскоре после приезда решил осмотреть новые корабли.

Знакомый недвижный зной дохнул на него, когда он вышел из дому, и все было так дорого и знакомо на улицах и в порту.

Он миновал дома и госпитали, которые сам построил; поглядел на казармы, пристани и Адмиралтейство; улыбнулся, завидев мыс, куда впервые пристал на «Св. Павле» и где матросы набрали в рубашки кизил.

— Федор Федорович!.. Вы ли? — окликнул его кто-то.

Его друг, Пустошкин, стоял перед ним, улыбающийся, счастливый. Он был в вице-адмиральском мундире, все тот же — подтянутый и румяный, но ставший суше и от этого как бы стройней.

— Все-таки встретились!.. — сказал, обнимая его, Федор Федорович. — А я не знал, что вы в Севастополе служите.

— Нет, — поправил Пустошкин, — служу я в Херсоне, а сюда нынче по делам прибыл.

— Стало быть, как и я...

Они помолчали, разглядывая друг друга, словно сравнивая, кто из них постарел больше. Потом Ушаков сказал:

— Ну вот и прославились вы... дождались... Помните, я предвещал вам?

— Дела мои — малые, — сказал Пустошкин, — не чета вашим. Но, видать, каждому — свое...

Отряд моряков с офицером прошел мимо. Офицер был в мундире с фалдочками и треуголке с плюмажем, а матросы — в шляпах, напоминавших цилиндры, и тоже в мундирах, похожих на фрак.

— Новое царствование — новая форма... — проворчал Федор Федорович. — А я вот в отставке! — вдруг добавил он резко, и гнев вспыхнул в его глазах.

— Я узнал об этом перед самым своим походом к Анапе.

— К Анапе... — повторил Федор Федорович. — И я бывал там... громил с судов крепость... А что горские племена, как себя ведут?

— Воюют. И весьма терпят от турок — более, чем от войны с нами.

— Отчего же?

— Да турки разбойничают по всему Кавказу: хватают на берегу детей обоего пола и увозят на своих судах, называемых «чектырме́».

— И до сего времени так?

— Ну нет, стеснили мы их, конечно: Анапа — наша; флот Черноморский занял Суджук-кале, и там заложен Новороссийск...

— А еще говорят, что флот не нужен!.. — И Ушаков сделал над собой усилие, отгоняя мысль, перенести которую ему было трудно. — Вот что, Семен Афанасьевич, поедем со мной на эскадру, посмотрим новые корабли!

Им подали катер — двенадцативесельную шлюпку. Они уселись на банках друг против друга, и шлюпка отвалила.

Был полный штиль.

Дошли до середины бухты, и на холмах распахнулся город: черепичные кровли, белые мазанки, невысокие корпуса казенных зданий — тихий, укромный и грозный Севастополь, твердыня русских морских сил.

Впереди, на рейде, стояли корабли: «Полтава», «Ратный» и «Двенадцать апостолов»; все стопушечные; подле них — несколько кораблей меньшего ранга, а дальше — фрегаты и мелкие суда.

— Не нужен флот!.. — гневно сказал Федор Федорович. — Глядите!.. Да разве это может быть не нужно?! — И он протянул руку, указывая на эскадру. — Нет! Будут у нас еще корабли, будут и моряки, еще удивим свет!..

— А ведь быть беде! — тревожно заметил Пустошкин. — Гроза идет на отечество наше!..

— Да, идет!.. Грозные бури встают на западе!.. Но не отчаивайтесь, сии бури обратятся к славе России!.. — И Федор Федорович, задумавшись, замолчал.

Они миновали Павловский мыс, Северную косу. Их шлюпка вышла на рейд, и ее уже покачивало легкой зыбью.

— Мне не много остается, — сказал Федор Федорович, — не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу отечества... хотя бы в свой последний час...

Катер подошел к флагманскому кораблю «Полтава».

Фалрепные встретили Федора Федоровича у трапа; адмиральский флаг взвился на грот-мачте; на деках выстроилась команда; оркестр сыграл встречный марш.

Ушаков быстро пошел вдоль строя, седой, согбенный, в темно-серого цвета сюртуке с георгиевской звездой.