Дети Дня - [2]

Ох, и славная была драка! Сквитались за все.

Вирранд понимал, что нарушил и сыновнюю почтительность, и долг подданного, но всему есть предел. Отец явно сошел с ума, а, стало быть, его Правда нарушена, и правителем он быть недостоин. Да какой правитель, право слово, после смерти матери, целых два года он в Уэльте ни разу не бывал! Конечно же, дядя Тиво Ньявельт, регент при малолетнем короле, взял Юг под свою опеку.

Вот так и начался путь Вирранда Тианальта. Потом был королевский суд (точнее, ньявельтовский, королю было всего двенадцать лет). Папеньку лишили прав, старшим в роду стал шестнадцатилетний Вирранд, после чего старший Тианальт, которого сын скрутил пожестче, чем покойница-супруга, тихо спился и помер под надзором в своем замке. В ненавистной Вирранду Тиане.

Дядя Ньявельт наверняка рассчитывал, что сын сестры будет покорной фигурой на доске его игры. Но Вирранд был себе на уме. Теперь титул Блюстителя Юга перешел к нему, но он еще не был совершеннолетним. Вирранд не торопился проявлять самостоятельность. Он учился. Стражем Тианы он был достаточно долго, чтобы его полюбили и зауважали и в Тиане и в ближней Дарде. Вирранд старался заслужить любовь и уважение Уэльты, столицы Юга. Вирранд хотел быть хорошим Блюстителем. Настоящим Тианальтом, как в преданиях и книгах. Как на гобеленах, где предок, Тьянна Высокий, предводитель своего народа, стоял среди величайших воинов на поле Энорэг после последней битвы. Тьянна был свидетелем Уговора двух братьев-близнецов, Черной птицы и Белой. Первых короля Ночи и короля Дня.

Когда пять лет назад Вирранду сравнялся двадцать один год, он вступил в свои права Блюстителя. Это случилось в тот же год, когда молодой король встал на Камень, и тот вскрикнул под ним.

И тут дядя Ньявельт увидел совсем другого Вирранда. Сына не никчемного Арьена Тианальта, а его дочери, Деаре Ньявель-Тианаль. И отступил. Ему всегда хватало мудрости вовремя отступать.

— Я прямо как Силлата. Только он был Силлата Могучий, а я могучеством не вышел, — подтрунивал он над собой, когда Вирранд получил из рук короля титул Блюстителя.

Вирранд не знал, похвалой это считать или укором. Кенмера хитростью отобрал у своего дяди Силлаты власть в Кальберне в Грозовые времена. Пока Силлата водил войска, Кенмера по совету своей матери Тайальде привлекал к себе сердца знати и простого народа. И когда дядя вернулся из похода, люди не захотели его. Буен он был. Зато он получил в жены Тайальде Прекрасную. Ту, что потом родила ему королей-близнецов. А у Кенмеры детей так и не было… Очень уж увесистый намек. Вирранд подумал, что дядя в обиде и потому несправедлив. Он, Тианальт, все же не лестью добился уважения, а своими доблестями и хозяйственным умом. Но дядину обиду надо было возместить — не след ссориться с родней. С сильной родней. Ведь Тиво Ньявельт оставался наставником короля еще целых три года.

Вирранд подарил дяде богатую серебряную шахту — за заботу о его семье и Южной четверти. Через три года молодой король подарил ему дворец в Столице и право на добычу янтаря в северной Кальберне. И пожизненный титул королевского опекуна. И голос в Совете, как у Блюстителей четвертей. И еще много всяких лестных мелких привилегий — как говорил сам Ньявельт, «бантиков на дублет».

Вирранд внешностью пошел в отцову породу — крепкий, статный, белокурый, с волнистой бородкой, делавшей его старше. Анье лицом тоже была мила — не в мать, но, увы, такая же плоскогрудая и худая. Да еще и дура дурой, хоть плачь. Мать женщиной была решительной и умной, а эта в кого пошла — одним богам ведомо. Если Вирранд, по настоянию матушки обученный читать, писать и считать, свои умения употребил на пользу хозяйству, то Анье в счетных книгах ничего не понимала и зевала над ними, зато всякую дурь про любовь читала запоем, как бы брат ни пытался вложить ей ума в голову — даже тумаками. В ответ она только тихо плакала и страдала, от чего брат чувствовал себя поганцем, но поделать ничего не мог. Для ее же пользы старался! Так что сестру надо было срочно пристроить за человека достойного, почтенного, порядочного и богатого — да хоть бы и не очень богатого, только чтобы рожала она детей и не забивала голову всякими бреднями из старинных романов.

От мыслей о сестре, о поисках жениха, о необходимом большом приданом — кто ж ее, дуру такую иначе возьмет? — у Вирранда испортилось настроение. Расходы, везде расходы… Вирранд очень не любил расходов, и начал злиться на сестру. А ведь сестрица еще и старый замок любит, дурища. Находит в нем нечто этакое, и в городе жить отказывается, плачет… Ладно. Перемелется — мука будет.

В Столицу все равно надо ехать — Середина лета на носу.

Надо взять с собой сестру — авось, удастся сговорить ее за достойного человека. Еще в столице надо пойти в Дом Бардов и поговорить о непонятных делах на южной границе людских земель.

Барды. Это слово потащило за собой цепочку мыслей и воспоминаний. Барды — граница-пустыня-жара-студенистая дрожащая хьяшта-дракон. Дракон смердел. Дракон был черный. Сейчас он был черный, а тогда, в пустыне, каждая чешуйка была окантована полоской пламени, как будто внутри дракона был только огонь, который выбивался изо всех щелей, из глаз, из пасти, из ушей, отовсюду. Как такая тварь может быть живой?