Дети богини Кали - [67]

Онки выслушивала директриссу со скучающим лицом.

– Спасибо, – сухо поблагодарила она, приняв из рук Аманды пакет документов.

Покончив с бюрократией, девушка поднялась в свою комнату. Вещей у неё почти не было: узелок с одеждой, несколько книг да маленький личный компьютер с серебристым тисненым узором на корпусе. Ну вот и всё. Пятнадцать минут на сборы. Прощаться тоже вроде почти не с кем. Разве только Ритка, но она всё умеет превращать в хохму, даже серьезное и грустное. Вот влетит сейчас в комнату, как ураган, обнимет своими длиннущими ручищами и начнет голосить:

– Аааа! На кого ты меня тут, несчастную, покинулааааа…

Уткнется головой в плечо, как будто рыдает, а потом вдруг как засмеётся! Резко вскинет лицо, сверкнет глазюками и давай ржать… Такая уж она, Ритка…

Онки задумчиво перебирала на столе книги. Брать их собой? Не хочется. Они тяжелые, да к тому же она их все уже прочитала. Выбросить тоже жалко. Оставить? Только вот кому? Книгу, которую ты любил, как домашнее животное, можно отдать без сожаления только в очень хорошие руки, бережные – доверить её стоит только чуткому восприимчивому уму…

На лице Онки мелькнула быстрая лукавая улыбка. Она придумала.

–

Мальчики сидели на скамье возле спортивной площадки. Саймон что-то терпеливо растолковывал Фичу (странно, что не наоборот), водя тонким пальчиком по странице учебника, а добродушный толстяк сидел рядом, ерзая, надув от натуги щеки и наморщив лоб; смысл, по-видимому, ускользал от него и приходилось стараться изо из всех сил, чтобы ухватить его хотя бы за хвост.

– Ты объясняешь ему геометрию? – не скрывая удивления воскликнула Онки.

– Это теорема Пифагора, – небрежно пояснил Саймон, не поднимая глаз,– я её и в семь лет прекрасно знал.

– Я к тебе, – сказала Онки.

– Зачем? – Саймон так и не оторвал глаз от учебника, было заметно, что он нарочно так ведет себя с нею.

Фич вежливо поздоровался, он помнил, сколько раз эта странная очкастая девочка спасала его, разгоняя хулиганов.

– У тебя скоро день Рождения, – не сдавалась Онки, – я приготовила тебе подарок.

– Я тебя не приглашал и не собираюсь, – заявил Саймон, и, обращаясь уже к Фичу, как будто бы Онки вдруг испарилась, а не продолжала стоять над ним, он продолжил объяснение, – вот эта сторона прямоугольного треугольника называется катет…

– Да перестань ты кривляться! – не выдержала девушка, от злости она слегка притопнула ногой, – а то опять дождешься, что я тебе врежу!

Саймон якобы неохотно поднял на неё глаза – невероятно зеленые, как будто бы светящиеся изнутри – точно молодая листва, сквозь которую глядишь на солнце. И ничего не сказал.

Просто обдал Онки как ведром холодной воды этим взглядом. Презрительным, но где-то в глубине – или показалось? – чуть нежным…

– Фич, на, возьми, почитаешь на досуге, – быстро пробормотала она, положив стопку книг на скамейку рядом с толстяком, – мне просто они не нужны больше. Я уезжаю.

Онки развернулась, собираясь уходить, но чья-то маленькая рука удержала её.

– Как уезжаешь? Куда?

Снова разверзлась зеленая бездна подсвеченной солнцем сочной листвы.  Шаг навстречу – риск безнадежно заплутать в этом колдовском лесу… Теперь в глазах Саймона не было и тени напускного безразличия – в них бушевала ласковая тревога… «Ты уезжаешь? – говорили его глаза, – От меня?»

– Да иди ты к чертям! – воскликнула Онки, вдруг испугавшись его порыва, и вырвав руку, побежала прочь.

                     ГЛАВА 11

 Два года спустя.

Проходящие службу в государственном суррогатном резерве проживали в специальных общежитиях, где над ними осуществлялось постоянное медицинское наблюдение. По ночам в каждом корпусе обязательно присутствовали дежурный врач и медсестра, с которыми, в случае возникновения экстренной ситуации, всегда можно было связаться по системе внутреннего оповещения, сигнальные кнопки которой имелись во всех комнатах.

В общежитии установлен был режим, которого необходимо было придерживаться строго – по сути служба в суррогатном резерве ничем не отличалась от обычной армейской службы, только вместо марш-бросков и полевых учений, здесь были обязательные пешие прогулки на свежем воздухе, плавание в бассейне, дыхательная гимнастика, аэробика, прослушивание классической музыки и поэзии, а также учебные занятия по родовспоможению.

Согласно определенному графику служащие проходили скрининговые медицинские осмотры и регулярно сдавали комплексные анализы. Заинтересованность государства в появлении на свет новых здоровых граждан обусловливало достаточное финансирование данной отрасли народного хозяйства.

Белку поселили в просторном, рассчитанном на проживание трёх человек, жилом модуле, состоящем из двух комнат (одна – столовая, другая-спальня), санузла и небольшой террасы с видом на лесопарк.

Соседки, одна ровесница, срочница, очень тощая легкомысленная блондинка, которую тоже постоянно гоняли за курение, а другая контрактница, тридцати лет, носившая уже пятую беременность, пришлись Белке вполне по душе, вечера проводили весело, все три подобрались заядлые картежницы, и частенько можно было застать их на террасе за партией в преферанс. Белка и Гиола (блондинка) откупоривали иногда невесть по каким каналам добытую бутылочку темного пива и тайком распивали напополам, пряча в бумажный пакетик при каждом шорохе у дверей. Несмотря на то, что день служительниц священному делу материнства был расписан поминутно, находилось немало времени для блаженного безделья, особенно после обеда, когда весь корпус на два часа затихал – обязательный послеобеденный сон, всё такое – но, впрочем, не возбранялось использовать это время для чтения книг, которых сколько душеньке угодно могла предоставить желающим местная библиотека.