Дети Атлантиды - [17]

— Спасибо, — сказала Ферн улыбаясь. Но улыбка исчезла с ее лица, как только миссис Уиклоу закрыла за собой дверь.

За обедом Элайсон вела беседу, рассуждая о своих идеях относительно убранства дома.

— Думаю, надо сделать что-то необыкновенное с этим амбаром, — сказала она, выразив прежде свое восхищение и «Морской ведьмой» и самим амбаром. — Ваш отец правильно поступил, обратившись ко мне за советом. Он должен позвонить из Штатов, и я собираюсь спросить его, можно ли мне начинать. У меня есть друзья в строительной компании, они занимаются именно такими работами. Эти люди сделают смету. Конечно, нужно привести в порядок этот корабль. Со временем, если мы его накроем брезентом, его можно будет даже выставить наружу. В конце концов, и в Йоркшире должно же быть лето.

— Нам нравится лето в Йоркшире, — сказал Уилл. — Очень бодрит.

Ферн выжала из себя улыбку. Никогда прежде Уилл не любил бодрящую погоду.

— Нам нужно всего лишь привести дом в порядок перед тем, как выставить его на продажу, — заметила она. — Папочка не собирается тратить на него деньги.

— Это будет очень хорошее вложение капитала, — настаивала Элайсон. — Отремонтируйте амбар, и у вас для продажи сразу будет два дома вместо одного. Мы уже обсуждали это с Робином, когда он звонил.

Слова мисс Редмонд значили только одно: Ферн еще ребенок, финансовые дела ее не касаются. Она почувствовала, как от возмущения волосы зашевелились у нее на затылке, а лоб прорезали морщины. Но в данный момент она ничего не могла поделать, окончательное слово принадлежало отцу, а пока он в Америке, ей одной будет трудно противостоять Элайсон.

— Замечательный пирог, — сказала Элайсон, отодвигая кусок пирога на край тарелки.

Все рано разошлись по спальням. Естественно, Ферн никак не могла заснуть. Наконец она погрузилась в беспокойную дремоту. Ей казалось, что она в Нью-Йорке, что пытается добраться до отца, стоящего в дальнем конце комнаты, но огромная толпа людей не позволяет ей к нему пробраться; отец машет ей рукой и улыбается, давая понять, что все хорошо. Он разговаривал с женщиной, которая должна быть Элайсон Редмонд, но оказывается, что Элайсон стоит как раз рядом с ней, она одета в пальто, похожее на струящуюся воду, ее волосы взвиваются при каждом повороте головы и нельзя понять, где кончаются волосы, а где начинается платье.

— Идем, — говорит Элайсон и кладет свои длинные пальцы на плечи Ферн, и рядом оказывается Джейвьер Холт, стоящий около гравюры «Потерянный город», и дверь открывается, и перед ней лежит перекресток улиц, и барабаны колотятся у нее во лбу, и она знает, что ей нельзя ступить за порог, но не помнит почему.

Ферн проснулась от путаницы меняющихся цветов и картины более живой, чем это бывает наяву. Она услышала уже ставшие знакомыми ночные звуки: бесконечные вздохи ветра, внезапные вскрики птиц. Она уже стала засыпать, когда снова раздалось сопение.

Несмотря на страх, которым, казалось, был пронизан воздух вокруг, Ферн почувствовала, что разозлилась. Она постаралась разозлиться еще больше, вспомнив для этого совет Рэггинбоуна. Это ее дом, хоть и временный, и никакой незваный гость, собака ли, кошка, или даже какое-нибудь чудовище не имеет права пугать ее здесь. У Ферн не было никакого плана, она не знала, как прогнать это существо, но она решила хотя бы посмотреть на него, чтобы раз и навсегда убедиться, что это всего лишь бродячая собака из плоти и крови, а никакое не бесплотное создание из потустороннего мира. Она села на кровати и взяла фонарик, который теперь хранила у изголовья. Она думала, что закрыла окно, но оно оказалось открытым. Сопенье стало очень громким и раздавалось совсем близко. И вдруг она застыла. Шум шел не с улицы. Шум раздавался за ее дверью.

Ферн тихо сидела, забыв о своей решительности. Рэггинбоун говорил, что оно не может войти. Но Ферн слышала, как скрипели половицы. В голове было пусто, конечности онемели, но сердце стучало так бешено, что его, должно быть, можно было слышать сквозь стены.

Кто-то шевельнул ручкой незапертой двери. ферн затаила дыхание.

Оно двинулось дальше. Ферн слышала звук когтистых лап, стучавших по полу. Постепенно напряжение в воздухе стало спадать, в доме возникла нервная тишина. Ферн тихонько встала с кровати и, не зажигая фонарика, подошла к двери. Руками, вспотевшими от напряжения и страха, она повернула ручку и выглянула в коридор. Ее глаза уже привыкли к темноте, и то, что она увидела, оказалось не черным зверем в светящемся ореоле, а чем-то совсем маленьким. Оно, прокравшись, спряталось в уголке около окна, сжалось и стало почти невидимым. Сердце Ферн подпрыгнуло к горлу — и неожиданно существо исчезло. Коридор был пуст. Она, опираясь о стены, добралась до комнаты Уилла и вошла туда, не постучавшись.

— Кто это? — Уилл не спал.

— Я. Тшшш… — Она осторожно закрыла дверь и зажгла ночник. — Не надо зажигать яркий свет. Подвинь ноги, я сяду на кровать.

— Ты слышала?

— Да.

— Оно было внутри. Как оно пробралось? Разве мы не заперли дверь?

— Это неважно, — сказала Ферн. Они разговаривали шепотом, на столике, освещая их лица, горел ночник. Ферн увидела, что сжимает руку брата, чего он никогда раньше не допустил бы. — Оно не может войти, если его не позвать. Это древний закон.