Дети апокалипсиса - [6]

Машин на дороге нет, по крайней мере – на ходу. А вот вдоль обочин, на газоне, тротуаре, бамперами в стенах и витринах – хоть отбавляй. Распахнутые двери, вывороченные тряпки, сработавшие подушки безопасности, крошево битого стекла…

Что тут, черт побери, случилось?!

Вновь, захлебываясь, пророкотал автомат. В небо, где-то в районе отдела полиции, ушла длинная очередь трассеров. Да что там творится? Развлекаются? Подают сигналы о помощи? Для этого есть телефоны, рации, ракетницы, сигнальные дымы, в конце-то концов!

Быстро приближаясь, донесся рев автомобильного движка. Из-за поворота с жутким заносом, вылетел красный пижонский спорткар. Сверкающий серебром мустанг на радиаторе, затонированные в ноль стекла. Гремящая на сотню децибел музыка рвет тишину, раскаленные шины пятнают асфальт. Пара секунд, и машина скрылась за перекрестком, бортанув на прощанье завалившийся на обочину микроавтобус.

Резвится золотая молодежь? Да откуда ей взяться в рабочих окраинах Москвы?

Оторванное зеркало еще кувыркалось на дороге, как мое внимание привлекла новая картина. В поле зрения появился ребенок. Чумазая девочка лет пяти, одетая лишь в грязную майку и с замурзанной мягкой игрушкой в руках. Босые, сбитые в кровь ноги мелко семенили по плитке. Беззвучно шевелящиеся губы успокаивающе убалтывали плюшевого зайца.

Я окаменел. Такого просто не может и не имеет права быть! Никогда и ни под каким предлогом! Это же современная столица, а не Сайгон времен американской оккупации.

Побелевшие от напряжения пальцы с силой вцепились в бортик балкона.

Из разгромленной витрины «Пятерочки» выглянуло чье-то лицо. Осмотревшись, наблюдатель дал отмашку куда-то вовнутрь зала, и из магазина рванулаcь цепочка подростков с набитыми до краев тележками. Сверкали яркими красками узнаваемые упаковки – чипсы, шоколадки, толстые пузыри газировки и матовые бутыли с пивом.

С трудом отпустив перила балкона, я пару раз с хрустом сжал кулаки, избавляясь от судороги и возвращая пальцам чувствительность. Больно… Отрезвляюще…

Шум на улице вновь заставил перевести взгляд.

Суетящиеся внизу ребята действовали на удивление слаженно.

Боковое охранение из парней постарше. На вид – чуть младше меня, лет четырнадцать-пятнадцать. Однотипно одеты в свободные спортивные костюмы. На шеях и запястьях – густое месиво из сверкающих золотом цепочек. Ганста-стайл…

Руки, в тактических перчатках с обрезанными пальцами, уверенно сжимают тяжелые биты. Оружие доработано по заветам «Безумного Макса» – в дерево вбиты гвозди-двухсотки, заботливо заточенные с недетским старанием.

В грузчиках пацанва поменьше, одетая куда более разнообразно, но также кричаще дорого и бестолково.

Одинаковые стрижки и направление движения выдавали в банде обитателей 58-го детского дома – застарелой боли всего района.

Одну из тележек волокла приметная девушка, облаченная в строгое, но дорогущее «милитари» с пижонским золотым орлом «Aeronautica Militare». На ногах – ботинки с высокой шнуровкой. Широкий офицерский пояс перетягивает тонкую талию. И только пышный хвост розовых волос выбивается из образа. Постап аниме…

Заметив бредущего в никуда ребенка, девушка вывалилась из колонны и, проигнорировав окрик встревоженного наблюдателя, подкатила к малышке. Заступив ей дорогу, бросила тележку и присела на корточки рядом с девочкой. Заглядывая в глаза, торопливо заговорила, что-то спрашивая и придерживая за руку. Не дождавшись ответа, растерянно замолчала, закусив губу, а затем вскочила и попыталась вручить ребенку горсть шоколадок.

Однако плюшевый заяц оказался ценней – блестящие обертки рассыпались по асфальту, а малышка лишь крепче вцепилась в игрушку.

Острота собственного зрения удивляла и настораживала. Вообще-то я на двадцать четвертом этаже, а до супермаркета – сотня метров по прямой. Но стоит лишь присмотреться, и глаза начинают зумить лица не хуже двукратного коллиматорного прицела. Вот за что мне эта напасть?

Одергиваемая все более раздраженными окриками, розоволосая беспомощно огляделась. Вдалеке раздался гул приближающегося автомобиля. Детдомовцы засуетились, резко ускоряясь и один за другим исчезая в проходе между домами.

Прикрывавший отход бритоголовый старшак, не по сезону одетый в черную кожаную косуху, властно и зло окрикнул отставшую. В его руке появился пистолет, затвор хищно лязгнул сталью. Направив оружие на дорогу, откуда вот-вот должен был показаться автомобиль, парень вновь рявкнул на девушку.

Та, наконец, решилась. Оттолкнув тележку, схватила ребенка в охапку и бросилась через дорогу, вслед за ушедшей колонной. Разъяренный мат бритоголового расслышал даже я. Не раздумывая, он влепил девушке тяжелую пощечину. Ее голова дернулась, хвост розовых волос хлестнул по лицу удерживаемую на руках девочку.

– Ты что творишь, урод! – рявкнул я, наваливаясь на бортик балкона и в бессильной угрозе занося для удара кулак.

Был бы рядом – всех бы на одних рефлексах!

– Банг! – хлесткий звук выстрела прозвучал совершенно неожиданно. Этажом ниже жалобно звякнуло разбитое окно.

Хренасе!

Я шустро присел, укрываясь от стрелка за бетонной плитой балкона. Это что ж получается, в меня только что стреляли из боевого оружия? Вот так просто, без тени сомнений, попытались убить за один лишь матерный окрик? Мир сошел с ума…