Дети Ангелов - [53]

Прокофий склонил голову в знак того, что готов подчиниться любому решению хозяина кабинета. Захар долго молчал, прикрыв глаза и постукивая пальцами по столу, потом заговорил, глядя на Илью:

— Вы, уважаемые, дожили до седин, но ума, похоже, так и не приобрели. О чем вы здесь говорили? Спрятать, устроить свой суд… И хотя бы кто-нибудь из вас вспомнил, что натворили эти мальчишки!

Они пролили человеческую кровь, а этому нет прощения, кроме как на войне.

Захар снова надолго замолчал. Присутствующие боялись поднять на него глаза.

— Значит, так. — Он принял решение, и голос его зазвучал твердо и непререкаемо: — Парни должны сдаться милиции. Мы живем в России и будем подчиняться ее законам. Никакого самосуда. Ты, Прокофий, позаботься, чтобы суд отнесся к мальчишкам так, как они того заслуживают. А ты, Игнат, — Захар посмотрел на худого цыгана с изможденным лицом и руками, синими от многочисленных наколок, — проследи, чтобы никто не добрался до них ни в предвариловке, ни в зоне. Скоро у покойного Бамбулы, царствие ему небесное, — Захар быстро перекрестился, — родится сын. Он останется в семье отца, но ты, Илья, будешь давать деньги, чтобы твой внук ни в чем не нуждался. Это все.

В кабинете повисла тишина. Никто не пытался оспаривать решение хозяина. Все понимали, что Захар ничего не добавит к сказанному, но ни один из них не поднялся со стула, потому что он еще не отпустил их.

Захар заговорил снова, сменив исчерпанную тему:

— До меня дошло, что сын Стаховского связался с наркотиками. Передайте, что если он не бросит это дело, ему со всей семьей придется навсегда покинуть поселок. Я уже говорил, что наркотиков рядом с собой не потерплю, и повторять не буду. Или цыгане разучились зарабатывать деньги по-другому? Вот теперь все.

Он жестом отпустил присутствующих и, оставшись один, попросил Тамару, прожившую рядом с ним всю свою долгую жизнь, подать чай. Этот чай специально для него привозили из Англии, но старуха добавляла в него чуть-чуть известных только ей трав, собирать которые она каждый год ездила на горные карпатские луга, и напиток получался божественный. Ей было уже далеко за восемьдесят, но была она крепкой и, заботами Захара, никогда не болела, но он уже не раз задумывался, что не пора ли убедить старуху, чтобы она передала рецепт кому-то помоложе. Вот только не знал, как подкатиться к самолюбивой гордячке с таким вопросом.

Но никакие повседневные заботы не могли отвлечь его от главного. Сегодня должен был приехать его любимый ученик Виктор, видеться с которым Захар был лишен возможности долгие тридцать лет. Тот самый Виктор, стараниями Фотиева осужденный на изгнание за преступление, которого он не совершал, — убийство в Хабаровске миссионерки Анны. Все эти годы он провел в специально отведенном для наказания глухом уголке сибирской тайги, недоступность которого обеспечивалась совместно орденом и кланом, лишенный возможности общаться не только со своими, но и вообще с людьми. Исключение составляли лишь двое еще живущих осужденных на вечное изгнание, потому что было бы совсем бесчеловечно обрекать их на муки пожизненного одиночества.

О том, что во дворе его ожидает какой-то странник, непонятным образом миновавший все цыганские кордоны, обычно дававшие фору любой охране, Захару доложили за час до полуночи. Он выбежал из дома — и не узнал долгожданного любимца. Высокий, худой, с русыми волосами до плеч и длинной темной бородой, одетый, несмотря на холод, в легкую ветровку, он почти не напоминал всегда крепкого, атлетически сложенного Виктора. Теперь он больше походил на паломника — богомольца, проделавшего долгий пеший путь в Палестину. Захар обнял его, как долгожданного сына, и повел наверх.

Глубокой ночью они пили чай в кабинете Захара — гость не захотел оставаться в гостиной, потому что за долгие годы отвык от больших помещений. Он был уже вымыт в бане, накормлен, даже борода и прическа изрядно укоротились, и теперь он стал похож на прежнего Виктора. Только в глазах затаилась грусть и приобретенная мудрость.

— Почему же ты приехал так поздно? — спросил его Захар. — Я ждал тебя два года назад.

— Я решал одну задачу, — спокойно ответил Виктор. — Уйди я раньше, она осталась бы нерешенной.

— Рассказывай все подробно, — попросил его Захар, удобнее устроился в кресле и приготовился слушать. Виктор отхлебнул глоток чая, блаженно зажмурился, потом поднялся с кресла, подошел к окну и начал рассказ.

Больше трехсот лет после заключения договора между орденом и кланом изгнанники отбывали наказание в потаенном месте на одном из притоков Печоры. Немногочисленное местное население боялось за десять верст подходить к «гиблому месту». Раз в несколько лет назначенные люди из ордена и клана объезжали окрестные деревни, и страхи обретали новую силу. И только после революции убежище пришлось перенести в Сибирь, в междуречье двух отдаленных притоков Енисея, потому что пронырливые большевики, не боявшиеся ни бога, ни черта, опасно близко подобрались к тайному месту. К этому времени из постоянных насельников там остались бывший миссионер Кирилл и бывший член клана Тимофей. Третий из осужденных на вечное изгнание, миссионер Виссарион, устал жить и медленно угас почти сто лет назад.