Глава 1. Служба. Вино на день рождения
Вчера я вернулся с Гавайских островов, где днем покорял на доске волны океанского прибоя, а вечерами – сердца ищущих приключений красавиц, съехавшихся туда со всех концов света. На внеплановом отдыхе настоял командир, заявивший, что мне следует не меньше двух недель держаться подальше не только от Москвы, но и вообще от России. Не знаю, какие он преследовал высшие интересы, но я был совсем не против приятной ссылки.
А сегодня мне исполнилось пятьдесят семь лет. Правда, никто из окружающих об этом не подозревает, потому что по паспорту, да и по внешнему виду, мне стукнуло только тридцать. Лично же для меня наступление этой даты, двадцать седьмого июля, означает, что миновал еще год и остаток отмеренного мне кем-то там, наверху, срока составляет еще больше шестидесяти лет.
Срок, согласитесь, очень приличный, так что поводов для пессимизма пока нет. Еще очень не скоро, говоря высоким стилем, завершится мой жизненный путь и я отойду в долину смертной тени. Если, конечно, раньше не произойдет что-нибудь непредвиденное – упадет, к примеру, на голову случайный кирпич, или в чужой перестрелке я поймаю шальную, не мне предназначенную пулю.
Но вероятность этого настолько мала, что неудержимо стремится к нулю. Не потому, что я никогда не попадаю в опасные ситуации. В моей бурной жизни их было более чем достаточно. Пули не раз свистели мимо меня, но ни одна из них ни разу не оцарапала мою шкуру. А все потому, что у меня хорошо развито чувство опасности и я всегда очень внимательно прислушиваюсь к внутреннему голосу. Дело тут не просто в дарованном матерью-природой инстинкте. Этого добра у меня хватит на троих, но постоянно везти не может, и правильно использовать врожденное чувство опасности меня долго и старательно учили.
Был такой случай: однажды мне очень не хотелось отправляться в дальнюю командировку. Стоило подумать, что впереди предстоят три ночи на узкой вагонной полке, как у меня заранее начали болеть ребра. Мое внутреннее «я» так сопротивлялось этому путешествию, что я проспал назначенное время, и водителю заказанного накануне такси пришлось подниматься ко мне на шестой этаж. Потом оказалось, что я забыл дома паспорт вместе с билетом, и пришлось возвращаться за ними с полпути, отчего я едва не опоздал на поезд. И все-таки не опоздал. В те благословенные годы москвичи еще не знали словосочетания «дорожные пробки». Но ангел-хранитель все не сдавался, и в самом начале пути у меня неожиданно началась резь в желудке, чего не должно было со мной случиться в принципе.
Вот тогда меня, наконец, проняло. На первой же станции я пулей выскочил из вагона и вернулся на электричке домой, хотя в пункте назначения меня ждало чрезвычайно важное дело. Дома боли сразу прекратились, а пассажиры моего вагона погибли в огне все до одного. Проложенный рядом с железнодорожными путями магистральный газопровод взорвался точно в тот момент, когда рядом с ним по соседним колеям проезжали два встречных пассажирских поезда. А я тогда получил грандиозный нагоняй от командира, но не за сорванное задание, а за то, что вообще вышел в тот день из дома, не прислушавшись к такой прозрачной и недвусмысленной подсказке судьбы.
Двадцать седьмого июля каждого года, если удачно складываются обстоятельства и я оказываюсь дома, я достаю из темной кладовой любовно оплетенную соломой трехлитровую бутыль с красным вином, усаживаюсь с ней в кресло на лоджии и наливаю до краев стакан из тонкого стекла. Смакуя наполненный ароматами Крыма напиток, выпиваю два стакана, после чего у меня пробуждается зверский аппетит.
Так случилось и сегодня. В моем холодильнике, как обычно, сквозил ветер, и пришлось идти на Одинцовский рынок, благо жил я в двух шагах от него. Не оглядываясь на цены и не торгуясь, я купил добрый кусок парного свиного окорока. Положил в пакет килограмм лопающихся от спелости крупных мясистых помидоров и столько же маленьких пупырчатых огурчиков. Туда же забросил несколько пучков зелени. Потом не удержался и прошелся по ряду, где торговали всякими маринадами, где взял пучок соленой черемши и несколько крупных головок маринованного чеснока. Конечно, я знал, что мне ни за что не съесть всего этого, но такой уж у меня характер – вечно покупаю все, на что падает голодный взгляд, и только дома задумываюсь: а нужно ли мне все это? Поэтому стараюсь ходить за продуктами сытым. Или не ходить совсем. Но сегодня был особый случай.
Продавщица весьма аппетитно выглядевших контрабандных молочных продуктов, у которой я купил сметаны для салата, веселая толстая тетка-белоруска, лет так далеко за пятьдесят, увидев мои покупки, спросила с доброй улыбкой:
– Што, сынок, нябось, свята якое спрауляешь?
– Ага, мамаша, – ответил я, стараясь спрятать иронию. – Тридцать в аккурат исполнилось.
– Ну, виньшую! – еще шире улыбнулась продавщица и, вздохнув с завистью, добавила: – Прыемны возраст!
Услышанное от ровесницы слово «сынок» ничуть не смутило меня. Сегодня у меня не было ни причин, ни желания напрягаться, чтобы выглядеть так, как должен выглядеть всякий нормальный человек, давно разменявший шестой десяток. Я улыбнулся ей в ответ во все свои тридцать два зуба (ни одного искусственного!) и, решив, что хватит без толку тратить деньги, отправился домой.
