Детективное агентство Дирка Джентли - [49]

Майкл прошел в свой кабинет, единственную комнату в доме, где не было стерильной чистоты и порядка, но и здесь разбросанные книги и бумаги, лежавший на всем тонкий слой пыли говорили о заброшенности и забвении. Теперь он неделями не заглядывал сюда, да и прислуге строго-настрого запретил заходить. Бедняга более не работал за своим письменным столом. По крайней мере с тех пор, как вышел последний номер журнала «Постижение», его последний номер — тот, за который он еще отвечал.

Поставив чашку с чаем на пыльный стол, он подошел к старому, видавшему виды проигрывателю. На нем оказалась пластинка с записью концерта Вивальди. Майкл, включив проигрыватель, сел.

Он сидел и ждал, что же ему захочется делать дальше, и неожиданно, к великому своему удивлению, понял, что уже что-то делает, а именно — слушает музыку.

Выражение удивления, застывшее на его лице, объяснялось тем, что такое с ним случилось впервые. Он был не против музыки, казавшейся не более чем приятным звуком, и даже считал ее отличным фоном для легкого обмена мнениями о концертах в текущем сезоне. Но ему никогда не приходило в голову, что музыку можно слушать.

Он сидел, пораженный мелодией и многоголосьем, сливающимся в единое гармоничное целое, не имеющее ничего общего со старой четырнадцатилетней давности граммофонной иглой и пыльной пластинкой. Но вместе с этим откровением пришло и разочарование, смутившее его еще больше. Музыка, которую он слышал, вызывала странную неудовлетворенность. Он почувствовал, как его способность слушать ее усилилась настолько, что в данный драматический для него момент музыка в этом виде уже не могла удовлетворить его.

Он попытался понять, чего в ней не хватает, и внезапно представил себе птицу, не умеющую летать. Там, где надо взмывать ввысь, парить под облаками или низвергаться вниз, замирая от быстроты полета, или кружить в восторге, она ступала, не отрываясь от земли, и ни разу не взглянула на небо.

Майкл невольно поднял голову. Но спустя мгновение понял, что просто смотрит в потолок. Он тряхнул головой, и приятное наваждение исчезло. Остались легкое головокружение и дурнота. Они, казалось, не собирались проходить, а проваливались в некую дыру в нем, так глубоко, что недостать.

Музыка по-прежнему звучала. Достаточно приятное сочетание звуков где-то совсем рядом, но более не волновавшее его и ничего не задевавшее в нем.

Майкл вытащил из-под стола цинковое ведро, заменявшее ему корзинку для бумаг. Поскольку прислуге было запрещено входить в кабинет и тем более наводить порядок, в ведре за неделю скопилось порядочное количество всякого мусора, поэтому он без труда нашел то, что искал, — обрывки смятой бумаги, на которые он уже успел вытряхнуть содержимое пепельницы.

Подавив чувство брезгливости, он с мрачной решимостью медленно и методично вытаскивал один за другим смятые, разорванные листы, стряхивал с них пепел сигарет и раскладывал перед собой на столе. Затем неловкими пальцами он принялся склеивать их липкой лентой, путаясь и ошибаясь, пока наконец перед ним не легли грубо склеенные страницы журнала «Постижение», редактором которого теперь был А. К. Росс, омерзительная личность.

Чудовищно.

Майкл с отвращением, словно куриные потроха, перебирал тяжелые липкие страницы. Ни единой фотографии Джоан Сазерленд, или Мерилин Хорн, или кого-нибудь из известных критиков с Корк-стрит…

Публикация его серии очерков о Росетти прекращена, исчез раздел «Анекдоты Зеленой гостиной».

Майкл с печальным недоумением покачал головой и наконец нашел статью, ради которой и затеял всю эту неприятную возню. «Музыка и фрактальные пейзажи», автор — Ричард Мак-Дафф. Пропустив первые два абзаца вступления, Майкл начал читать.

«Математический анализ и компьютерное моделирование показывают нам, что формы и процессы, наблюдаемые нами в природе, — например, как растут деревья, разрушаются горы, текут реки, рождаются снежинки или острова в океане, как играют блики света на гладкой поверхности или как растворяется в чашке с кофе струйка молока, когда помешиваешь его ложкой, или как смех, подобно огню, в одно мгновение охватывает толпу, — то есть все явления и вещи, кажущиеся нам загадочными и сложными, могут быть описаны с помощью взаимодействия математических процессов, которые в своей простоте являются еще большим волшебством.

Формы, которые мы считаем случайными, — на самом деле продукт сложных, вечно меняющихся, подобных сетке паутины, комбинаций чисел, подчиняющихся простым правилам. Слово „естественный“, часто воспринимаемое нами как „неструктурированный“, в сущности, описывает формы и процессы, кажущиеся столь непостижимо сложными, что мы отказываемся осознанно понять простые естественные законы в их действии. И тем не менее они вполне могут быть описаны цифровым кодом».

Странно, но теперь эта мысль не показалась Майклу столь безумной, как при первом беглом просмотре статьи.

Сейчас же он читал ее со всем вниманием.

«Мы, однако, знаем, что разум способен понимать вещи и явления как в их сложности, так и в их удивительной простоте.

Мяч при игре в крикет, взлетая в воздух, подчиняется силе и направлению удара, действию гравитации, силе трения и неизбежной потере энергии от сопоставления турбулентности воздуха силе и направлению вращения мяча в полете.