Детектив Марк Вентура - [9]

За дверью был просторный зал с окнами на три стороны: на плац, в сад и с торца здания на реку. В зале было несколько шкафов с бумагами и приборами, столов и массивных, необычайно тяжелых и крепких стульев, диван, который Фанкиль запретил раскладывать, иначе он сломается, вешалка с кучей беспорядочно накиданными поверх пахнущих лесом и костром плащей и курток и массивная, квадратная, с матовой стеклянной заслонкой печь. Но больше всего Вертуру поразила огромная и темная, почти от пола до потолка, так не сочетающееся с общей казенной обстановкой, висящая между окон на стене на другом конце зала, прямо напротив входной двери, картина.

Темный шпиль собора Последних Дней, того самого, который детектив рассматривал вчера утром с моста, пронизывающий пурпурное в вышине, но охваченное заревом пожарища понизу, небо и бело-рыжие хвостатые звезды, стремительно летящие наискосок к темным, сумрачным кварталам и крышам Гирты. Что-то зловещее и захватывающее одновременно было в этой картине, и, увидев ее позавчера вечером в первый раз, детектив еще очень впечатлился, подумал, зачем она здесь.

Сейчас же в зале было светло и даже весело и, глядя на это полностью растерявшее свою притягательную непреклонность и мрачность панно, детектив поймал себя на мысли, что наверное позавчера он просто очень устал с дороги и ничего такого особенного в нем нет. Вертура окинул взглядом отдел, в котором ему предстояло нести свою службу: одно из угловых окон, что позавчера было распахнуто настежь всю ночь, и от которого в зале было так холодно, что детектив долго не мог уснуть, но постеснялся попросить прикрыть его, было по-прежнему раскрыто. Через него сквозь кроны тополей открывался вид на бегущую холодную серую воду далеко внизу под обрывом, светлую громаду квартала на противоположном берегу реки и длинное желтое, с просторными окнами аудиторий, здание университета.

Еще четыре в зале окна выходили на плац и еще четыре в сад. Через все этажи вела отдельная лестница. Внизу были арсенал, лаборатория, склад и туалет с краном и смесителем из которого текла только холодная вода, а наверху кабинеты инспектора Тралле, Фанкиля и еще один, запертый с табличкой «Архив». Еще на третьем этаже, в просторной зале, куда выходили двери всех трех кабинетов, как в кают-компании корабля, стоял несколько потрепанный, по от этого не менее величественный рояль благородного темно-вишневого цвета, а вдоль стены, словно в вальсовом зале, рядком пристроились три изящных, с мягкими подушками и кривыми ногами стула. Обработанные шкуркой, чиненые и выкрашенные лаком в каретной мастерской, судя по своему бывалому виду, эти манерные предметы интерьера повидали на своем длинном веку всякого, и быть может когда-то стояли даже в самом герцогском дворце…

Еще в том зале стояла кадка с каким-то разлапистым широколистным растением, и было сильно накурено, хотя первым запретом, о котором узнал детектив по прибытии в полицейскую комендатуру Гирты, был запрет — не курить ни в кабинетах, ни в коридорах, ни на лестнице, что каралось выговором.

Как и вчера, в зале было холодно. В печке лежал пепел от сожженных бумаг и громоздился мусор, который еще предстояло сжечь, но нигде рядом не было ни мешка с углем ни дров — как сказал Фанкиль, из экономии в теплые месяцы топливо в комендатуру не завозили.

— Так. Вот. Я подготовил вам рабочее место, будете сидеть здесь — сообщил вошедшим инспектор Валентин Тралле, начальник отдела Нераскрытых Дел. Высокий, широкоплечий, полный, с огромными красными ручищами, усами и небритым уже как долгое время вторым подбородком. В черной с лиловым форменной мантии, разъезжающейся на толстом животе и высоко подвязанной зеленым шерстяным кушаком, он возвышался между столов и недовольно и важно хмурился как бездельник, размышляющий, что бы еще такого сделать так, чтоб не устать и уйти к себе в кабинет с благородным чувством осознания выполненного дела. Тонкий и длинный, до пояса, как крысиный, хвост изрядно проредивших от расчески местами поседевших волос болтался за его широкой спиной, прищуренные карие глаза взирали строго и придирчиво, выдавая в нем человека как будто педантичного и мелочного, но снисходительного и податливого в душе. Глядя на передвинутый к окну, на сторону реки, стол и водруженный на него письменный прибор, он все равно был недоволен этим новым, организованным им самим для Вертуры, рабочим местом.

— Сидеть будете не нем — легко, словно это был изящный барочный стульчик из вальсового гарнитура, какие можно увидеть в модных богатых салонах, он подхватил одной рукой массивный, неопределенного возраста, казалось-бы крашеный бессчетное число раз, стул с перекладинами между ножек у пола и высокой спинкой, исполненной в виде башни замка с прорезями-окнами и приставил его к столу — вот бумага, вот перья, вот чернила.

Не найдя что ответить, детектив печально кивнул. С грустным, обреченным пониманием что все это надолго и всерьез, с отвращением уставился на предоставленные ему письменные принадлежности. К тяжелой мраморной плите были намертво приклеены две стеклянные чернильницы с бронзовыми крышками для черной и красной туши, два бронзовых, давно окислившихся стаканчика для перьев и вазочка с песком, которым сушат рукописи. Прилагались также и подсвечник на три свечи с зеркалом для удобства работы в сумерках и литой бюстик, изображающий, быть может самого Герцога Гирты Вильмонта Конрада Булле, а может какого иного важного рыцаря или государственного деятеля — никакой подписи или имени у этого декоративного элемента рабочего стола не было.