Детектив Марк Вентура - [17]

Солнце закатилось за гору небо в вышине начинало рыжеть, приятно холодили тени и детектив снова решил что пройтись пешком было бы куда приятнее чем ехать. Он пересек мост и с проспекта Рыцарей свернул на проспект Булле, на этот раз пошел по нему вверх, в сторону центра Гирты.

Миновав несколько кварталов многоэтажных торжественных нарядных домов с изящными высокими и узкими окнами в массивных, как крепостные бойницы, украшенных резьбой по камню и лепкой портиках, с решетками на крышах и балконах, мансардами и башенками как на картинках старых готических гравюр, преодолев пологий, но долгий подъем на вершину холма, он оказался перед перекинутый через проспект аркой ратуши. Нащупывая в поясной сумке кисет и трубку, задрав голову чтобы получше рассмотреть фасад, остановился перед ней.

Огромное, покрытое рыжей глазурью, здание с аркой ворот посредине, через которую проспект Булле выходил на центральную площадь Гирты, поднималось на высоту шести этажей, слепило глаза светом отражающегося в высоких окнах закатного солнца, стоящего над морем солнца за спиной детектива. Вертуре еще подумалось, что, наверное, оттуда, из зала заседаний и аудиторий, из кабинетов депутатов, городских советников и мэра открывается впечатляющая просторная панорама города, на много километров просматривается море, и как должно быть хорошо работать когда за окном такой приятный вид.

Пройдя под аркой ратуши, где был устроен парадный вход с колоннами и высокими тяжелыми дверьми, через которые постоянно входили и выходили люди, детектив вышел на площадь.

Здесь он тоже начал оглядываться и невольно замедлил шаги, настолько он был впечатлен открывшимся ему видом.

Даже несмотря на то, что напротив ратуши возвышалось массивное шестиэтажное здание счетной палаты Гирты и почти все свободное пространство было заставлено телегами, повозками и штабелями бруса, а у высокого забора с сидящими на столбах, сжимающими в пастях фонарики чугунными кошками, шли плотницкие работы — собирали не то какую-то трибуну, не то помост, здесь, на площади, все равно создавалось какое-то головокружительное ощущение простора и высоты. И, только пройдя несколько десятков шагов, детектив догадался что этот эффект рождается не сколько то возвышающейся над головой сумрачной громады колокольни и шпиля огромного черного храма, сколько от того, что вся мостовая на площади идет под едва заметный, но все же ощутимый, уклон в сторону высокой решетки, окружающей Собор Последних Дней и рыжеющего за ним бездонного неба над обрывом со стороны реки.

Но самым впечатляющим на площади был сам Собор. Сразу же, как только Вертура прошел через просторный туннель арки и оказался на площади, но приковал к себе взгляд детектива. Черный, с темными, закрытыми непроглядными витражами окнами, он возвышался немой величественной и мрачной громадой над крышами города. Холодный и неприступный, как символ величия и всемогущества власти Божией, он вознесся в небо на несоизмеримую даже с окрестными многоэтажными зданиями, плотно обступившими площадь с двух сторон — с запада и востока, высоту. Его черты и архитектурная манера навевали мысли о иной, невыразимо более древней, чем даже античная, культуры, где отчаяние и страх перекликались с беззаветной верой и упованием только на волю Господа Бога. Где ожидание иной жизни и мысли о величии Его облика, на которого не смеют взирать даже ангелы огненные, вдохновляли людей на творение прекрасного, на подвиги веры и попытки изменить мир, несмотря на всю горечь и тлен, хоть немного приблизить его к этому находящемуся где-то там, за гранью физической смерти подобию Небесного Иерусалима. И не в силах отвести от него глаз, Вертура внезапно поймал себя на мысли, что он даже не может и представить себе, насколько гениален должен был быть тот архитектор, что так ярко сумел предать этим каменным очертаниями то отчаянное стремление туда, ввысь, в небеса, сквозь облака и населенную воздушными демонами вышину и слои небесного эфира, за предел мироздания, к Богу, наполнить эти высокие, стрельчатые окна, эти стены и многочисленные капители и контрфорсы тем самым застывшем ощущением полета, криком воздевшего руки в мольбе, надеждой всеиспепеляющей, неудержимой веры, чтобы даже спустя тысячелетия, люди, смотрящие на его творение так ярко и четко вновь и вновь ощущали их.

С изумлением и трепетом разглядывая этот необычный архитектурный ансамбль, где вычурная манера сиюминутного настоящего столь тесно переплеталась с вечными незыблемыми формами застывшего прошлого, детектив медленно шел, огибая идущую у высокого, украшенного кошками с фонариками с зубах чугунного забора герцогского парка что замыкал площадь с юга, стройку. Удары инструмента, ритмичное шарканье шагов, цоканье копыт, говор переговаривающихся людей и далекое пение шарманки на углу, на проспекте, звонким эхом отражались от стен окружающих зданий, искажались, порождая в тенистых сумерках какое-то немного неземное и мистическое многоголосье, дополняя весь этот таинственный и величественный образ.

Обойдя площадь по периметру, детектив подошел к воротам в парк, от которых ко дворцу вела украшенная кованными фонарными столбами дорога. Солнце уже закатилось за стены ратуши. Длинная коническая тень крыши окончательно укрыла площадь. На заборе одна за другой загорались яркие электрические лампы в пастях черных чугунных кошек. Освещена была и темная, мерцающая желтым и белым светом чащоба парка за забором, через которую желтыми и лиловыми огнями мерцал высокий фасад герцогского дворца Булле, куда Вертура был приглашен сегодня на прием.