Детектив и политика. Выпуск 3, 1989 - [49]

— Выйдем отсюда, — продолжал я, — если вы не хотите, чтобы я выложил все прямо здесь. Кое-кто из этих людей, наверное, знает английский.

Липски холодно, без видимого волнения, смотрел на меня. Потом кивнул, и мы вышли из синагоги.

— Что вы хотите? — спросил рабби, когда мы дошли до конца переулка. — Кем бы вы ни были, я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы повторять лживые, ни на чем не основанные обвинения, доказать которые, естественно, невозможно.

— Я хочу знать, какое отношение ко всему этому имеет Горди Голденберг.

— К чему "ко всему этому"?

— К Джеймсу Ларсону и Сьюзи Дельвеккио. Ко всей этой истории.

— Что за чушь? Горди Голденберг в 1969 году был младенцем.

— Где он сейчас?

— Понятия не имею.

— Я хочу, чтобы его остановили.

— Что бы ни собирался сделать Горди Голденберг, ко мне это не имеет ни малейшего отношения. А даже если бы и имело, я не смог бы ему воспрепятствовать. Так что, прошу прощения, мистер… Гринспэн… — Он пошел прочь, но я успел схватить его за руку.

— Послушайте, вы скажете мне, где сейчас находится Горди, или же я прямо отсюда иду в редакцию "Джерузалем пост" и рассказываю им все, что знаю…

Липски рассмеялся.

— Они не напечатают.

— Почему?

— Вы даже этого не знаете? — Он смотрел на меня с плохо скрываемым презрением.

Когда он снова попытался уйти, я одной рукой схватил его за горло, другой зажал ему рот и впихнул через полуоткрытую дверь в подъезд дома.

— Хорошо, Липски. Попробуем поговорить по-другому. — Я прижал его к стене и, ударив коленом в пах, начал душить. — Так где же Горди? — Я немного ослабил руку, которой душил его, но только, чтобы он смог шептать, но не кричать. — Быстрее, а то я сверну твою расистскую шею, подонок!

Он судорожно вдохнул через нос и прохрипел:

— Около Силома.

— Это я и сам знаю. Где около Силома? — Я еще раз пнул его коленом в пах.

— Где-то в Вади-эль-Харамийе… в ущелье Воров… Хотя я не уверен.

— Ты мне, Липски, не ври, а то я сам подложу тебе бомбу во время твоего очередного антиарабского митинга!

Я выскочил из подъезда и помчался прочь — не надо быть пророком, чтобы догадаться, что меня ждало там буквально через десять — пятнадцать секунд.

XXII

Ни свет ни заря разбудив арабского лавочника, я купил у него палестинскую одежду и тут же переоделся.

Лавочник протянул мне зеркало.

…..Вы теперь точь-в-точь арабский террорист… Ха-ха, шучу… Стоит сто долларов.

Сошлись на пятидесяти, и я пошел через мусульманский квартал к Дамасским воротам. Круг замкнулся — еврей, нанятый арабами, переодевается арабом, чтобы его не узнали евреи.

Добравшись до "тойоты”, я надел темные очки и взглянул на себя в зеркало — вылитый араб.

Из Иерусалима я выехал по Наблусской дороге, проехал Рамаллах и еврейский поселок Бет-Эль. Около Силома шоссе было перекрыто. Наверняка это сделано в мою честь, подумалось мне. У грузовика, перегородившего шоссе, стояли два израильских солдата и проверяли идущие в обоих направлениях машины.

Свернув на грунтовую дорогу, я ехал по ней, пока солдаты не скрылись из виду. Развернув карту, убедился, что в нужное мне ущелье я могу попасть только по основному шоссе.

Пришлось оставить машину под тамарисками и возвратиться на шоссе пешком — так мне, может, и удастся перехитрить патрули. Приближаясь к солдатам, я молил бога, чтобы они не знали арабского и не заговорили со мной на этом языке. Бог, в которого я не верил, внял моей мольбе. Солдаты не остановили меня, ограничившись гадкими смешками и какими-то, наверняка оскорбительными, выкриками на иврите.

Минут через десять я подошел к мосту, перекинутому через ущелье. Перед мостом стоял столбик с табличкой на трех языках: "Вади-эль-Харамийе". На другом конце моста стояли Боаз и его приятель с розовым шрамом на лице. Ясно, что они ждали меня. Идти не останавливаясь? Свернуть? Будь что будет — пойду.

Они смотрели на меня, не отрывая взгляда. Я тоже не опускал головы. Когда подошел к ним, понял, что не узнали. Пропустят или нет? Фу, пропустили.

Добравшись до дна ущелья, я пошел, внимательно оглядывая все ниши и пещеры. Солнце пекло нещадно, дышать было нечем. Я упорно шел вперед.

Пробродив битый час, я Горди не нашел. Рот пересох, голова кружилась, еще немного — и меня бы хватил удар. Я сел в тени скалы и задумался. А может, Горди не здесь? Тогда где?

Вдруг в двух шагах от себя я заметил две свисавшие веревки. По цвету их было трудно отличить от камня. Я ухватился за концы и полез. Поднявшись, я оказался в пещере, где увидел спальный мешок, фонарь, веревки, книги. Только я сделал два шага, как меня кто-то сзади схватил за горло.

— Иисус! Это я, — закричал я, срывая с себя куффийю.

— Ты, Вулф? — удивился Горди. — Извини, не узнал. Я тебя не покалечил?

— Да нет. Все в порядке.

Горди недоверчиво оглядел меня.

— Почему ты так оделся?

— Чтобы пробраться к тебе.

— А кто же мешал тебе?

— Многие.

— Почему?

— Кто их знает… У тебя есть вода?

— Есть. Проходи дальше. — Он протянул мне кружку с водой.

Я жадно сделал несколько глотков.

— Ты предавался размышлениям?

— Да. Иногда это необходимо. Чтобы бог услышал твои молитвы.

— Мои он уже услышал, — улыбнулся я. — Воду я получил.