Детектив и политика 1991 №4(14) - [44]

Он грубо стащил меня с кровати, и я плюхнулся на четвереньки прямо на коврик. Толстяка это привело в полный восторг. Он аж захлебнулся от смеха. Такой простодушный детский смех…

— Я гляжу, тебя рассмешить нетрудно, а, пузан?

Очень уж мне хотелось поставить на место этого жирного борова. Но мне незамедлительно ответили ударом ноги по ребрам. Тогда я заткнулся и с трудом встал. Теперь руки у меня освободились, и я воспользовался этим, чтобы осторожно пощупать затылок. Там вздулась огромная шишка, болело адски. Вот сволочи, знали, куда бить!

Верзила открыл дверь и оглядел коридор. Потом знаком велел нам следовать за ним, и мы вышли к лестнице. Один шагал впереди меня, другой сзади. В таком сопровождении трудно исхитриться на что-нибудь путное. Я и пытаться не стал.

Портье внизу по-прежнему отсутствовал, и это меня даже утешило. Я наверняка не удержался бы и подал ему какой-нибудь знак. И ничего хорошего, конечно, не добился бы.

Выйдя на улицу, эти типы отконвоировали меня к привокзальной стоянке, где было почти безлюдно. Они зажали меня между собой так, что вырваться нечего было и думать. Верзила открыл дверцу "вольво-турбо" и велел мне сесть рядом с толстяком на заднее сиденье. Затем он спокойно вырулил со стоянки на дорогу.

— Ну, и куда мы едем?

Ситуация явно перестала мне нравиться.

— Ты, пупсик, не волнуйся, — хихикнул толстяк.

Я почувствовал сквозь плащ прикосновение ствола его револьвера. И отодвинулся подальше от него, к дверце.

Машина шла вдоль Сены к периферийным бульварам… Потом выехала на Южное шоссе, миновала Орсэ, Бюр, Жиф, Сен-Реми. Достигнув Шеврез, она свернула не узкую, ведущую вверх дорогу. Город давно остался позади. Я начал волноваться всерьез.

Верзила с невозмутимым видом вел машину. Время от времени он поглядывал в зеркальце заднего вида, явно опасаясь погони, потом принимался насвистывать сквозь зубы веселый мотивчик.

— Скоро будем на месте, — прошептал мне толстяк успокоительно, когда машина миновала дорожный указатель с надписью "Милон-ла-Шапель".

Странное дело, меня это ничуть не утешило.

Мы проехали мимо нескольких рощиц, окруженных высокими заборами. Н-да, в этих местах обитали явно не пролетарии. Хоромы здесь были что надо.

Свернув с дороги, машина запрыгала по колдобинам грязной и узкой тропинки. В какой-то миг я подумал: а не собираемся ли мы наведаться в одно из этих роскошных частных владений. Но нет: дорожка вела лишь в глубь рощи. Верзила включил фары, поскольку темнота все сгущалась. Вокруг машины заплясали загадочные тени.

Внутри царила мертвая тишина.

Все это походило на разведку в лесу.

Я слишком молод, чтобы успеть повоевать в Алжире, но много слышал об этом. От старших сослуживцев.

Мы въехали на что-то вроде лужайки, верзила развернулся и остановил машину.

Я признал револьвер, который он держал, — это был мой "манюрен". Значит, сейчас произойдет то, что я и предчувствовал…

Я попытался было заговорить, выиграть время. Но толстяк только скучающе глянул на меня и все. Потом бросил своим слащавым голоском: "Конечная остановка!", — и сделал мне знак выходить.

Я огляделся, отыскивая хоть малейший шанс на спасение. Фары освещали жидкие кустики перед машиной. Дальше — темно, ничего не разобрать.

— Ну, шевелись! — прошипел верзила.

— Что вы хотите со мной сделать?

Я никак не мог смириться с мыслью о смерти.

— Угадай! — ответил толстяк без всякой, впрочем, угрозы в голосе.

Угадать было нетрудно.

—. Ладно, я согласен сдохнуть, но вы хоть скажите, за что?

— А мы почем знаем? Нам платят — мы работаем… И работенка эта нам нравится.

И он прыснул. Я настаивал:

— А тех двух, леваков… тоже вы?

— Ну-ну, хватит болтать! — прервал меня верзила.

И я услышал щелчок заряжаемого револьвера — моего револьвера. Холодная дрожь пробежала у меня по спине. Я едва удержался на ногах. Колени задрожали так, что мне пришлось опереться о крыло машины.

Толстяк несильно обхватил мою руку.

— Сюда, мой птенчик, сюда, — сказал он, подталкивая меня вперед.

Я было уперся, но хватка у него оказалась железная. Мои башмаки разъезжались на мокрой глине.

И вот я оказался стоящим по стойке "смирно" в безжалостном свете фар.

— Эй, не делайте глупостей! Всегда можно договориться…

И я, судорожно вздохнув, вобрал в себя побольше кислорода. Руки у меня непроизвольно задрожали.

Верзила шагнул в мою сторону. Он поднял револьвер и направил его мне в грудь.

Дальше все произошло с такой бешеной скоростью, что я не в состоянии связно изложить это. События развернулись одновременно и запомнились мне лишь обрывочно.

Лес как будто вспыхнул. Ярко-белый, ослепительный свет ударил со всех сторон.

Я бросился на землю.

Убийцы сделали то же самое. Они исчезли из моего поля зрения.

Потом раздались крики, топот, ругательства.

Загремел в мегафон голос.

Традиционное: "Сдавайтесь, вы окружены!"

И логичный ответ: "Заткнись!"

Я попытался рвануть туда, откуда раздался голос.

Но справа от меня загрохотала очередь. Из автомата.

Я изо всех сил вжался в грязь. Раствориться бы в ней без следа!

Трудно было решить, стоит ли подавать голос.

На всякий случай я затих.

Потом я услыхал хлопанье дверцы "вольво". Фары погасли. Темнота накрыла проплешину, на которой я лежал.