Детектив и политика 1991 №4(14) - [13]

— С чего вы взяли, что я их знаю?

Человек, стоявший ко мне спиной, повернулся на мой голос. Я признал молодого инспектора, который допрашивал меня в связи со смертью Маршана.

— А, вот и вы, Ноблар. Можете что-нибудь сказать про этих субчиков?

Дурак-то я дурак, но тут сразу понятно, куда они клонят.

— Убийцы Маршана? — спросил я почти уверенно.

Инспектор перешагнул через труп и подошел ко мне вплотную.

— Вот видите, значит, вы их узнали?

— Послушайте, ведь об этом не так уж трудно догадаться.

— Верно.

И он прервался, чтобы еще раз взглянуть на кровавый кошмар.

— Знаете, что с ним сделали, вот с тем? — спросил он, указав на одного из мертвецов. — Ему всадили нож в брюхо, а потом — пока он был еще в сознании — отрезали половые органы. Хотите взглянуть, что они натворили, эти мерзавцы?

— Вы очень любезны, но лучше не надо, — сказал я, пятясь к двери.

Он удержал меня за руку.

— Нет, вы взгляните!

Он откинул простыню, прикрывавшую ноги и живот парня, и я увидел. Только большим усилием воли мне удалось сохранить нормальное выражение лица.

— Ну ладно, я видел, дальше что?

Он продолжал сверлить меня взглядом.

— А это вам незнакомо? — спросил он, протягивая мне сложенный лист бумаги.

Я с опаской взглянул на машинописный текст. Сперва мне бросились в глаза несколько слов, жирно обведенных красным фломастером.

"Мы подвергнем смертной казни всякого, кто убьет полицейского".

И ниже, большими буквами, подпись: МЕСТЬ ЗА ПОЛИЦИЮ.

Я не сразу пришел в себя. Шарон и оба его инспектора не мигая уставились на меня. Они подстерегали малейшую мою реакцию. И готовились истолковать ее мне во вред, как я понимал. Нужно было хоть что-то сказать. По поводу прочитанного. Неважно что, лишь бы не молчать.

— Значит, есть типы, которые хотят мстить за нас?

Инспектор удостоил меня очаровательнейшей улыбкой. Кислой, как лимон.

— А я и не знал, какие у нас хитрецы носят форму! Мне-то всегда говорили, что все полицейские — дурни!

У меня не было никакого желания пускаться в его скользкие словесные игры. Я повернулся к Шарону, который, судя по его реакции, не больше моего восхищался остроумием своего подчиненного.

— А что вы хотели услышать от меня, господин комис-cap? Что весь этот кошмар — моих рук дело? Или что я знаю, кто его совершил?

Шарон задумался, прежде чем ответить.

— Видите ли, Ноблар, чтобы сразу все стало ясно, мне хочется уточнить ход моих мыслей: я не подозреваю вас в этом мерзком преступлении. Но зато у меня есть основания полагать, что вы можете знать, близко или не очень, виновника или виновников этого побоища. Журналисты пока еще ничего не пронюхали. Но это вопрос нескольких часов, особенно если убийцы разослали такие же письма в редакции. Мы узнали о случившемся из телефонного звонка прямо ко мне в кабинет, сегодня утром. Из чего я заключаю, что убийцам было прекрасно известно, где и когда можно найти меня лично. А не через посредников. Отсюда напрашивается вывод — и я высказываю вам его без всяких колебаний — "Месть за полицию" состоит из самих полицейских. Пока это лишь гипотеза, поскольку у нас нет никаких доказательств, что эти трое замешаны в деле о смерти полицейского Маршана. Но должен вам сказать, что вероятность моих предположений весьма велика.

Вошедшие санитары попросили нас посторониться, чтобы завернуть тела в брезент. Шарон предложил нам спуститься. Я чувствовал, как у меня дрожат ноги. А руки стали холодными и влажными. Ну вот, опять меня разобрало…

Я постоял с минуту внизу, ожидая, пока мне скажут, что делать дальше. Народу здесь еще прибавилось, — полицейские и штатские, врачи и санитары суетились, как растревоженный муравейник. На стоянке возле первых машин пристраивались вновь прибывшие автомобили и автобусы — теперь шансы на сохранение тайны, по-моему, равнялись нулю. Да, точно: вон уже какие-то проныры пытаются подобраться к дому. Полицейские тут же остановили их, приняв самый угрожающий вид.

Шарон ходил мимо меня, не обращая никакого внимания, и я решил незаметно ретироваться. Но в тот миг, как я взялся за ручку двери, справа от меня началась большая суматоха. Санитары никак не могли развернуться на лестнице с первыми носилками, — те застряли намертво. Я съежился и прижался к грязной стене. И тут я услыхал голос Шарона, перекрывший общий гомон, но не сразу понял, что он обращается ко мне.

— Вы еще здесь? — спросил он жестко. — Мало тут без вас народу толчется?! Освободите проход, живо! И не беспокойтесь, — когда понадобится, вас вызовут.

Я отдавил несколько ног, прокладывая себе путь в этом бедламе; наконец я выбрался на улицу.

Впервые за долгое время было пасмурно. Какая-то предгрозовая погода. Тяжелая, гнетущая. Я сказал себе что-то остроумное типа "ну что ж, воспользуемся последними погожими денечками" и решил пройти пешком до Пор-де-Ванв. Когда я поравнялся с Домом молодежи и культуры, первые капли дождя уже начали расстреливать пыль на асфальте. Я едва успел прочесть на изъеденной плесенью стене фразочку "трахал я Рашида", как ливень уже набрал крейсерскую скорость. Прибавив шагу, я пересек внешний бульвар и заскочил в кафе на углу улицы Раймона Лоссерана.