Детектив для уютной осени - [31]

Саня уставился на Меркурьева. Глаза у него были воспаленные, больные.

– Чего сказал, чего сказал… Ничего не сказал! Разрешения у меня не спрашивал! Мы последний пузырь раздавили, и я спать лег.

– Где?

– Чего – где?

– Где ты спать лег? – повторил Меркурьев терпеливо. – Под столом?

– Чего под столом-то, не ложился я под стол! Я в комнату к себе пошел, мне бабка здешняя еще с вечера ее показала. Самая лучшая, говорит, комната для вас, Александр Федорович, приготовлена!

– На втором этаже?

– Чего это на втором-то, на третьем!..

– И ты на третий этаж сам зашел?

– Чего это я не зайду, я ж не маленький!

– Да ты не маленький, но пили вы весь вечер.

– Чего мы там пили, по два пузыря на рыло, и третий на посошок!

Василий Васильевич, которого вновь затошнило, подышал открытым ртом.

– Ты поднялся в свою комнату и лег. А друг твой?

– А друг мой Ванюшка к маяку, видать, пошел! Упал и разбился. И нет у меня больше друга. И никого нету.

– Так не бывает, – возразил Василий Васильевич. – Зачем он туда пошел? С чего вдруг? Его комната где?

– Там, где моя! Они напротив друг дружки. Моя окнами на море, а его окнами в лес, и вся рекогносцировка.

– Он не пошел к себе, а пошел на улицу. Ты дверь за ним запер?

Саня моргнул.

Солнце вдруг вышло из-за низких молочных туч, полоснуло вдоль моря светящимся лучом, упало на сидящих.

– Ой, е-мое, – застонал Саня и закрыл лицо руками. – Ой, не могу я, плохо мне.

Он немного посидел, раскачиваясь из стороны в сторону, потом полез в карман штанов, выудил темные очки и напялил.

– Глаза не глядят, – пожаловался он Меркурьеву. – Прям режет, как ножом. И в голове верчение. Я в десантуре служил, там нас на такой центрифуге крутили для тренировки. Как слезешь, вроде по земле идешь, а будто в воздухе крутишься.

– Да, – глубокомысленно согласился Василий Васильевич.

– Плохо мне, дядя, – продолжил ныть Саня. – Ванюшку жалко. Один я остался.

– Ты дверь запирал за ним? Когда он на улицу пошел?

– Да ладно тебе, дядь, хреноту пороть, – огрызнулся Саня с досадой. – Дверь какая-то! Я поднялся и спать лег. А утром встал, голова – во, – он показал руками, какого несусветного размера была его голова тем утром. – В ушах звенит, во рту гадость, а сам как на центрифуге в учебке. Ну и пошел похмелиться. Бабка мне выпить принесла и горячего.

– Как ты похмелялся, я видел, – сказал Меркурьев. – А друг, значит, ночью сам по себе ушел, и ты его не провожал.

– Дядь, – выговорил Саня в сердцах. – Ты чего, тупой? Сколько раз повторять-то?..

Меркурьев встал, подошел к фонтану и попил еще немного. Обернулся и сказал Сане:

– Зачем он на маяк полез, ты не знаешь?

Саня пожал необъятными плечами под клетчатым одеялом.

– Да он вообще такой пацан, говорю же. Все время на рожон лезет! В прошлом году в кабаке одному москвичу по сопатке засветил! А москвич непростой оказался, с поддержкой. Как охрана его набежала со всех сторон, как Ванюшке наваляла! Он потом три дня сидеть не мог – его крендель этот с крыльца спустил и по заднице ботинком заехал!..

– Москвичу, – повторил Василий Васильевич. – По сопатке!..

Ничего не получается, никакой более или менее правдоподобной истории, и друг Саня только укрепил его в этой мысли.

Все логично до того момента, как Ванюшка отправился на поиски приключений: пили, ели, культурно отдыхали. После такого полноценного отдыха единственное, на что способен отдыхающий, – это упасть замертво и спать до утра. А Ванюшка отправился в ночь, одолел расстояние до маяка, забрался по камням, открыл дверь, попал внутрь, влез в темноте наверх и только пото-ом… упал замертво.

Нет, ничего не получается.

– Мне вчера как менты сказали, я, блин, не поверил. Быть, говорю, такого не может! А у них уже и фотки наготове, на них Ванюшка мертвый. Выпей со мной, дядь, ну, жалко тебе, что ли?

– Да мне не жалко, только помру я сразу.

– Че, правда? – не поверил Саня. – Или ты зашитый?..

Василий Васильевич сказал, что зашитый – для облегчения собственного положения, – и к этому факту Саня отнесся уважительно.

– Тогда ладно, – согласился он. – Тогда я пошел. Еще накачу маленько и в город поеду. Чего мне тут сидеть, мне Ванюшку хоронить надо.

– На чем ты поедешь?

– Как на чем? – удивился Саня. – Водилу вызову, он повезет. А че такое? Тебе тоже в город надо?

– Да, – придумал Василий Васильевич. – Я с тобой поеду. А ты машину когда отпустил?

– Да мы как приехали, так и отпустили! Мы же ночевать сразу собирались. Хозяин местный – жучила, ему и развалюху эту охота продать, и дело затянуть!.. Жалко ему продавать, а бабки нужны, по всему видать. Он и заладил – завтра, завтра, не сегодня. Ну а нам с Ванюшкой какие помидоры, завтра или сегодня! Мы приехали с бумагами, все дела. Завтра так завтра!..

Василий Васильевич соображал:

– Сделка сорвалась, я не понял? Ты дом не покупаешь?

– Сейчас-то? Не, сию минуту покупать не буду, мне Ванюшку надо хоронить. А вообще буду. А чего такое?

– Кто из вас дом покупать собирался? Ты или он? Или вы на паях?

– Да на каких таких паях, дядь! – рассердился Саня и поднялся, запахивая на необъятной груди клетчатое одеяло. – Я дом покупаю! Откуда у Ванюшки капитал? Нету у него капитала, он всю жизнь со мной рядом, вроде помощника! Туда съездить, сюда слетать, тут перетереть, там поглядеть!.. Я ему зарплату платил, хорошо платил, он не жаловался!..